sabato 29 dicembre 2012

J. S. Bach - Die Kunst der Fuge, BWV 1080



The Art of Fugue or The Art of the Fugue (original German: Die Kunst der Fuge), BWV 1080, is an incomplete masterpiece by Johann Sebastian Bach (1685--1750). The work was most likely started at the beginning of the 1740s, if not earlier. The first known surviving version, which contained 12 fugues and 2 canons, was copied by the composer in 1745. This manuscript has a slightly different title, added afterwards by his son-in-law Johann Christoph Altnickol: Die Kunst der Fuga. Bach's second version was published in 1751 after his death. It contains 14 fugues and 4 canons. "The governing idea of the work", as the eminent Bach specialist Christoph Wolff put it, is "an exploration in depth of the contrapuntal possibilities inherent in a single musical subject."

Structure

0:00 - Contrapunctus I
3:12 - Contrapunctus II
6:24 - Contrapunctus III
9:20 - Contrapunctus IV
14:38 - Contrapunctus V
17:55 - Contrapunctus VI in Stylo Francese
22:04 - Contrapunctus VII per Augmentationem et Diminutionem
26:04 - Contrapunctus VIII
32:06 - Contrapunctus IX alla Duodecima
35:06 - Contrapunctus X alla Decima
39:30 - Contrapunctus XI Triple fugue
46:41 - Canone all'Ottava
49:35 - Canone alla Duodecima in Contrapunto alla Quinta
51:52 - Canone alla Decima in Contrapunto alla Terza
56:36 - Canone per Augmentationem in Contrario Motu
1:01:27 - Contrapunctus XIII rectus
1:03:59 - Contrapunctus XIII inversus
1:06:57 - Contrapunctus XII rectus
1:09:50 - Contrapunctus XII inversus

Herbert Tachezi, organ

[Wikipedia http://en.wikipedia.org/wiki/The_Art_of_Fugue]

mercoledì 26 dicembre 2012

TEATRO D' AMORE - Nuria Rial, Philippe Jaroussky, Christina Pluhar, L' Arpeggiata




Claudio Monteverdi - Toccata
Barbara Strozzi - Eraclito amoroso
Pandolfo Mealli - La Vinciolina
Claudio Monteverdi - Ohime, ch'io cado
Claudio Monteverdi - Pur ti miro
Claudio Monteverdi - Damigella, tutta bella
Tarquinio Merula - Ciaconna
Giovanni Legrenzi - Lumi, potete piangere
Claudio Monteverdi - Quel sguardo sdegnosetto
Claudio Monteverdi - Adagati, Poppea
Domenico Maria Melli - Dispiegate, guance amate
Andrea Falconiero - Batalla de Barabaso yerno de Santanas
Claudio Monteverdi - Si dolce e'l tormento
Orazio Michi del Arpa - Piangete, afflitti lumi
Luigi Pozzi - Salve Regina
Lorenzo Allegri - Canario
Claudio Monteverdi - Zefiro Torna
Giovanni Felipe Sances - Presso l'onde tranquille
Claudio Monteverdi - Damigella, tutta bella
Claudio Monteverdi - Pur ti miro

lunedì 7 maggio 2012

La Traviata

Anna Netrebko, Rolando Villazón, Thomas Hampson, Weiner Philharmoniker, Conductor Carlo Rizzi, Festspielhaus Salzburg, 2005
Cond. - Carlo Rizzi

Dal Belcanto.ru

Опера Джузеппе Верди «Травиата»

La traviata

12.01.2011 в 20:20.
Норберто Мартини. "Травиата" Мария Каллас в роли Виолетты Тереза Стратас в фильме-опере Ф.Дзефирелли «Травиата»
Опера в трех действиях Джузеппе Верди на либретто (по-итальянски) Франческо Марии Пьяве, основанное на пьесе Александра Дюма-сына «Дама с камелиями», в основе которой, в свою очередь, лежит его же полуавтобиографический роман.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ВИОЛЕТТА ВАЛЕРИ, куртизанка (сопрано)
ФЛОРА БЕРВУА, другая куртизанка (меццо-сопрано)
АЛЬФРЕД ЖЕРМОН, молодой человек из Прованса (тенор)
ЖОРЖ ЖЕРМОН, его отец (баритон)
БАРОН ДЮФАЛЬ, покровитель Виолетты (баритон)
Д-Р ГРЕНВИЛЬ (бас)
АННИНА, горничная Виолетты (сопрано)
Время действия: 1846 год.
Место действия: Париж и пригород Отейль.
Первое исполнение: Венеция, театр «Ла Фениче», 6 марта 1853 года.
Когда «Травиата» впервые была исполнена 6 марта 1853 года в Венеции, это был решительный провал. Опера не понравилась ни критикам, ни публике. Большая проблема возникла с певцами: слишком пышной была героиня, умирающая от чахотки, и все думали, что это шутка. Другой проблемой были костюмы: опера исполнялась в современных одеждах (то есть, конечно, в современных для 1853 года), а тогда для всех было непривычно, чтобы в Большой опере исполнители были одеты по-современному. В более позднем исполнении все это было изменено. И вот тогда опера снискала успех в Италии. Широкая публика полюбила ее — причем с самого начала — также в Англии и Америке, но только не критики. Они считали, что история эта «отвратительна, ужасна и аморальна». Но критики нередко поначалу ошибаются, а публика обычно права. Сегодня эта опера, ставшая на сто пятьдесят лет старше, одна из самых популярных, а историю Виолетты можно найти в книжках оперных сюжетов, адресованных детям. Вот вам и мораль критиков.
ПРЕЛЮДИЯ
История эта, конечно, о болезни и о любви. Само по себе это не слишком привлекательное сочетание. Однако, когда осознаешь, что первая тема знаменитой прелюдии — не что иное, как мотив болезни героини, а вторая — ее любви, то убеждаешься, как чудесно композиторы порой могут высказываться о вещах, казалось бы, малопривлекательных. И это великолепный урок для нас.
ДЕЙСТВИЕ I
Опера Джузеппе Верди «Травиата»
Первое действие происходит во время вечернего приема гостиной дома Виолетты Валери. В глубине дверь, ведущая в другие комнаты; по бокам две другие комнаты. Слев камин; над ним зеркало. Посреди сцены роскошно сервированный стол. Хозяйка дома — Виолетта, очаровательная молодая дама довольно сомнительной репутации. (В сущности, Александр Дюма-сын, автор романа, давшего сюжет для оперы, основывал ее характер на чертах реальной куртизанки, которую он знал и любил в Париже в 40-е годы XIX века. Ее настоящее имя было Альфонзина Плесси, но она изменила его на Мария Дюплесси, дабы оно звучало более возвышенно.) Виолетта, сидя на диване, весело болтает с доктором и некоторыми друзьями, другие, прогуливаясь, идут навстречу запоздавшим гостям, в числе которых барон и Флора под руку с маркизом. Уже по первым звукам интродукции нам становится ясно, что это очень веселая компания. Довольно скоро Виолетта представляет собравшемуся обществу молодого человека, приехавшего в Париж из провинции. Это Альфред Жермон, милый, слегка наивный юноша с великолепным тенором. Он демонстрирует его в своей «Застольной песне» (Brindisi): «Libiam, ne'lieti calici» («Высоко поднимем мы кубки веселья»). Виолетта, а затем и все остальные подхватывают песню и соединяются в беззаботном вальсовом ритме этой мелодии. Все гости устремляются в соседний зал танцевать, но Виолетта задерживается в комнате, она чувствует слабость, ее мучает кашель. Альфред, который тоже задерживается в комнате, очень серьезно обращается к ней и говорит о том, как сильно он ее любит, несмотря на то, что видел ее раньше лишь издалека. Его слова так нежны, так страстны, что Виолетта одновременно и взволнована и озадачена. С деланной беззаботностью и веселостью она советует ему забыть ее. Она знает, что девушки ее сорта не подходят для этого искреннего молодого человека. Их голоса сливаются в экспрессивной колоратуре в конце этого дуэта, и, перед тем как гости возвращаются, она обещает вновь увидеться с ним на следующий день.
Поздняя ночь. Гости расходятся, и Виолетта остается одна. Следует ее большая сцена. Она поет арию «Ah, forse lui che l'anima solinga ne'tumulti» («Не ты ли мне в тиши ночной в сладких мечтах явился»): неужели этот провинциальный юноша действительно может принести истинную любовь в ее жизнь ночной бабочки. Она подхватывает страстную мелодию, которую пела незадолго до того, но затем (в так называемой cabaletta к арии) она восклицает: «Безумье! Безумье!», «Sempre libera» («Быть свободной, быть беспечной») — вот содержание второй части ее арии. Ее жизнь должна быть свободной. На секунду она умолкает, поскольку слышит под балконом голос Альфреда, повторяющего свою любовную музыку, но Виолетта только еще больше упрямится. Стремясь заглушить зов любви, она повторяет свои колоратурные рулады. Почти все сопрано доводят эти рулады до верхнего до, хотя сам Верди и не написал их таким образом. По окончании этого действия мы знаем, что при всем своем внутреннем сопротивлении эта дама уже пылает страстью.
ДЕЙСТВИЕ II
Опера Джузеппе Верди «Травиата»
Сцена 1 происходит спустя три месяца. Любовная история, начавшаяся на вечере в доме Виолетты, получила продолжение, и теперь Виолетта уединилась с Альфредом в маленьком дачном домике в окрестностях Парижа. Занавес поднимается, и мы видим гостиную в нижнем этаже дома. В глубине две стеклянные двери, ведущие в сад. Между ними, прямо перед зрителем, — камин, над которым зеркало и часы. На первом плане также двери — одна против другой. Кресла, столы, несколько книг и письменный прибор. Входит Альфред; он в охотничьем костюме. В первой своей арии «De' miei bollenti spiriti» («Мир и покой в душе моей») он поет о том, как Виолетта дорога ему и как он без ума от нее. Но именно Виолетта оплачивает все счета за это их теперешнее жилье; и из разговора с Анниной, ее служанкой, Альфред узнает, что Виолетта собирается продать кое-что из своих личных вещей (например, не нужные ей теперь карету и лошадей). Горячий юноша сам устремляется в Париж, чтобы раздобыть необходимую тысячу луидоров. И когда появляется — несколько минут спустя — отец Альфреда, он застает Виолетту в одиночестве. Звучит длинный выразительный дуэт. Поначалу отец резко требует, чтобы Виолетта порвала с Альфредом. Постепенно он начинает понимать, что в этой женщине есть истинное благородство, и тогда он меняет тон: теперь он не требует, а умоляет ее. Сестра Альфреда, говорит он, никогда не сможет хорошо выйти замуж, пока длится эта «скандальная» связь ее брата. Он формулирует этот довольно грубый аргумент в деликатной форме, разливаясь медоточивыми речами. И — что кажется неожиданным — на Виолетту это производит впечатление. Предваряя его довольно долгое прощание, она обещает ему отказаться от любви ее жизни и скрыть от Альфреда причины этого отказа. Она быстро пишет письмо Альфреду, а также принимает приглашение на прием к Флоре Бервуа, одной из своих старых подруг.
Виолетта не успевает закончить, как появляется Альфред. Он полон уверенности, что отец полюбит ее, как только увидит. Сердце женщины разрывается. Виолетта молит его всегда любить ее, затем незаметно для него покидает дом и уезжает в Париж. Мгновение спустя слуга приносит ему ее прощальное письмо. Совершенно подавленный, он готов бежать за нею. В этот момент появляется отец и останавливает его. Старый Жермон поет свою знаменитую арию «Di provenza il mare» («Ты забыл край милый свой»), в которой напоминает сыну об их доме в Провансе и умоляет его вернуться. Альфред безутешен. Вдруг он видит приглашение Флоры и решает, что именно из-за этого приглашения Виолетта бросила его. В порыве ревности он устремляется в Париж, чтобы отомстить «вероломной» возлюбленной.
Опера Джузеппе Верди «Травиата»
Сцена 2 переносит нас в обстановку бала-приема, подобного тому, с которого началась опера. На сей раз хозяйка Флора Бервуа. Занавес поднимается, и взору зрителя открывается галерея в палаццо Флоры. Убранство и освещение очень богатое. Двери, ведущие в другие апартаменты, в глубине и по бокам. Справа, ближе к зрителю, карточный стол, слева роскошно убранный цветами буфет с фруктами и прохладительными напитками. Повсюду кресла, стулья, диваны. Флора заботится о развлечении своих гостей. Цыгане-танцоры и певцы поют в начале сцены. Довольно скоро появляется Альфред. Все удивлены, что видят его одного, без Виолетты, но он дает понять, что его мало интересует, где она и что с ней. В это время появляется Виолетта в сопровождении барона Дюфаля, одного из ее друзей по старым недобрым временам. Барон и Альфред явно не выносят друг друга, они начинают играть в карты на довольно большие ставки. Альфред постоянно выигрывает, и, пока оркестр исполняет небольшую тревожную тему, Виолетта, сидя поодаль, молит, чтобы мужчины не повздорили. К счастью, как раз тогда, когда Альфред почти до конца обчистил своего пожилого соперника, звучит приглашение к ужину. Виолетта умоляет Альфреда покинуть дом Флоры; она опасается, что дело может кончиться дуэлью. Альфред говорит, что он уйдет, но только с нею, а затем требует, чтобы она ответила, любит ли она барона. Помня об обещании, которое она дала старому Жермону, Виолетта говорит неправду: да, говорит она, она любит барона. Тогда Альфред призывает гостей и на глазах у всех в пылу гнева швыряет Виолетте все выигранные им у барона деньги как плату за былую любовь. Это поведение шокирует — даже если учесть, что это молодой француз 40-х годов XIX века. Но более всех потрясен его собственный отец, прибывший на бал как раз в тот момент, когда Альфред произносит свои страшные слова. Он осуждает сына за неблагородный жестокий поступок. Да и сам Альфред смущен — смущен своей выходкой («О, что я сделал! Верх преступленья!»). Сцена завершается большим ансамблевым номером. Барон вызывает Альфреда на дуэль. Жермон уводит сына; барон следует за ними. Флора и доктор уводят Виолетту во внутренние комнаты. Остальные расходятся.
ДЕЙСТВИЕ III
Опера Джузеппе Верди «Травиата»
Последнее действие начинается с очень красивого и очень грустного вступления. Оно повествует о болезни, подтачивающей здоровье Виолетты, и, когда занавес поднимается, первоначальное напряжение в музыке возвращается. Бедная девушка теперь живет в убогой квартире в Париже. Она лежит, неизлечимо больная, в постели, о ней заботится преданная Аннина. Доктора Гренвиля пригласили, чтобы он успокоил Виолетту, внушил ей хоть какую-то надежду. Но Виолетта все понимает; чуть позже доктор шепчет на ухо Аннине, что ее жизнь — это вопрос часов. Виолетта отсылает горничную раздать половину ее состояния в двадцать луидоров бедным и затем откидывается на подушки, чтобы прочитать письмо. Оно от старика Жермона; оно пришло несколько недель назад, и в нем сообщается, что Альфред ранил барона на дуэли, покинул страну, но что теперь Альфред знает о той жертве, которую принесла Виолетта, и приедет к ней, чтобы самому просить у нее прощения. Виолетта понимает, что уже слишком поздно. Она поет возвышенную арию «Addio del passato» («Простите вы навеки о счастье мечтанья»). В конце арии за окнами раздаются голоса веселящейся толпы — ведь в Париже это время карнавала — праздника, которому Виолетта шлет свое последнее прощание.
Неожиданно возвращается запыхавшаяся Аннина, она сообщает о приезде Альфреда. Он вбегает, и влюбленные поют трогательный дуэт «Parigi, о cara» («Париж мы покинем»). В нем они предаются мечтам покинуть Париж, чтобы Виолетта на природе могла восстановить свои силы, и тогда они заживут счастливо. Виолетта лихорадочно зовет, чтобы ей помогли одеться — у нее уже нет сил даже на это. Аннина выбегает за доктором. В комнату входит Жермон, как раз в тот момент, когда Виолетта приносит свою последнюю печальную жертву: она дарит Альфреду медальон со своим портретом и просит, чтобы он передал его своей будущей жене. Пусть она знает, что есть ангел, который молится за них обоих. Вдруг на мгновение Виолетта чувствует облегчение, словно жизнь вернулась к ней. В оркестре в верхнем регистре слышится трепетная любовная музыка из первого действия. Но это лишь эйфория, столь часто предшествующая смерти. И с возгласом «Е spenta!» («О радость») Виолетта падает в объятия своего горько раскаивающегося возлюбленного.
Postscriptum по поводу исторических обстоятельств. На кладбище Монмартра, прямо у церкви Святого Сердца, туристы по сей день посещают могилу Марии Дюплесси, прототипа героини оперы, traviata (итал. — заблудшая девушка). Она умерла 2 февраля 1846 года, через девятнадцать дней после своего двадцать второго дня рождения. Среди большого числа ее любовников в последний год ее жизни были Александр Дюма-сын и Ференц Лист.
Генри У. Саймон (в переводе А. Майкапара)

Сюжет этой печальной истории принадлежит Александру Дюма-сыну, написавшему два произведения о «травиате» (traviata — падшая) Маргарите Готье, с реальным прототипом которой, Мари Дюплесси, он был знаком,— роман (1848) и драму (1852); оба под названием «Дама с камелиями», принесли автору известность. Ныне могилы писателя и Дюплесси находятся рядом на одном из парижских кладбищ и являются местом паломничества влюблённых, окруживших их таким же поклонением, как Ромео и Джульетту. Однако существует мнение, что, несмотря на успех, для Дюма было бы лучше, если бы он сперва познакомился с Виолеттой Валери, «травиатой» Верди и Пиаве. Виолетта — столь жизненный персонаж, столь яркая личность, что в сравнении с ней образ Маргариты Дюма бледнеет. В начале своего романа Дюма обращается к читателям со словами безусловно программными, в которых чувствуется серьёзность его подхода с точки зрения задач литературы: «Я убеждён, что можно создавать типы, только глубоко изучив людей, так же как можно говорить на языке только после серьёзного его изучения». Верди, более импульсивный, пылкий и нерассудительный, с точки зрения критики, признавался, что ему нравятся «новые, значительные, прекрасные, разнообразные, смелые» сюжеты и именно поэтому он счастлив работать с сюжетом Дюма. В устах кого-нибудь другого высказывание Верди может показаться слишком восторженным, но в устах самого Верди оно означает, что он не ограничивается, как Дюма, «изучением людей», как если бы это был иностранный язык, но хочет доказать общность человеческой судьбы, показать её так, как если бы она была его собственной.
В «Травиате» Ф. М. Пиаве дал музыкальному театру современную хронику, а Верди создал совершенный образ (ещё более совершенный, чем Риголетто) главной героини, «божественной», словно предназначенной воплотить всё очарование примадонн XIX века, таких, как Малибран, Патти (которая стала величайшей исполнительницей роли Виолетты), и одновременно очень убедительный женский тип, какого больше не будет в операх композитора. Виолетта освещает всё действие и каждого персонажа, который в свою очередь призван осветить её. С большим мастерством Верди удалось показать (особенно во втором действии) три ипостаси любовного опыта героини: культ свободы, свойственный этой красавице, её страсть к возлюбленному, наконец, самопожертвование, в котором уже чувствуется материнская любовь (хотя и не реализовавшаяся). Только героини Пуччини будут обладать подобной эмоциональной силой, но и тогда мы не увидим сочетания всех этих трёх аспектов, всех этих трёх характеров в одном лице, словно взывающих к разным исполнительницам в каждом из действий.
В первом действии шумное и блистательное праздненство знаменует триумф героини и одновременно её закат, поразительное сочетание беспечности и страдания. Во втором действии диалог между ней и Жермоном развивается в столь же напевных, почти песенных эпизодах, когда можно было ожидать скорее разговорного стиля, естественного в такие тяжёлые моменты. В этом действии больше всего выделяется фраза Виолетты «Ах, Альфред мой», словно оттесняющая укоризненную арию-кантабиле Жермона «Ты забыл край милый свой», вполне согласующуюся с его отцовскими чувствами, но неприятную, нескромную и назойливую, долбящую об обязанностях.
Альфред тоже выступает как главный герой: этот вес ему придают бьющий через край юношеский пыл и то презрение, с каким он ведёт себя во время праздника и карточной игры в доме Флоры — достоинства этой картины трудно переоценить. В этой сцене Альфред возвращается в светское общество — но какая разница по сравнению с его тостом первого действия, какая перемена, какая грусть на фоне развлекательных номеров (танцы цыганок, матадоров и пикадоров)! Надо всем тяготеет нервное напряжение, что-то мертвенное, злое. Игра, ещё одно бесполезное и пагубное развлечение, проходит под инструментальный мотив- ритм, приобретающий значение действующего лица. Голос Виолетты, следующий простой восходящей и нисходящей гамме фа минора, подобен дыханию смерти. Затем — финальный ансамбль: сначала равнодушный, он оживляется после вступления героини, которая сперва поёт одна, а затем увлекает за собой хор: в его тёмном духе сообщничества чувствуется тяжёлый гнёт и тупость, почти вульгарность. Судьба «травиаты», впрочем, уже решена.
Начало последнего действия, которому предшествует второе инструментальное вступление, повторяющее мотив болезни из первого, представляет собой одно из тех редких откровений художника, когда ему удаётся остановить время в ожидании столь мучительного и возвышенного события. Особая сосредоточенность чувствуется в Andante mosso («Простите вы навеки»). Эта ария, почти ариозо, трактована с большой свободой, она следует дорогой воспоминаний вплоть до предельного забвения. Перед нами смиренный, лаконичный, суровый гимн отречения от жизни. Тем не менее вся эта поэзия не принесла успеха премьере в театре «Ла Фениче» — и причина была не в современных костюмах, потому что композитор, либреттист и руководители театра (наученные опытом постановки «Стиффелио») предусмотрительно перенесли действие в XVIII век (и так оставалось в течение по меньшей мере тридцати последующих лет). Не представляется невероятным, впрочем, что публика мысленно модернизировала действие, поражённая актуальностью сюжета (который заставил говорить о предверизме). Четырнадцать месяцев спустя в той же Венеции, в театре «Сан-Бенедетто», «Травиата» имела триумфальный успех.
Г. Маркези

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ
Сюжет «Травиаты» заимствован из драмы А. Дюма-сына «Дама с камелиями». Прототипом героини явилась знаменитая парижская куртизанка Мари Дюплесси, чья красота и незаурядный ум привлекали многих выдающихся людей. Среди ее поклонников был и Дюма, тогда начинающий литератор. Их разрыв и последовавшее путешествие Дюма молва приписывала настояниям его отца — прославленного автора «Трех мушкетеров». Вернувшись в Париж, Дюма не застал Мари Дюплесси в живых — она умерла от туберкулеза в 1847 году. Когда вскоре после этого появился роман «Дама с камелиями», в его героине Маргарите Готье все узнали Мари Дюплесси, а в Армане Дювале, — юноше, которого Маргарита полюбила чистой и беззаветной любовью, склонны были видеть самого автора. В 1848 году Дюма переработал роман в пьесу, однако премьера ее состоялась лишь четыре года спустя: цензура долго не разрешала постановку, считая пьесу безнравственной, бросающей вызов моральным устоям буржуазного общества. Получив, наконец, доступ на сцену, «Дама с камелиями» сразу же завоевала шумный успех и обошла все театры Европы. На премьере в Париже присутствовал Верди, который вскоре принялся за создание оперы. Его сотрудником был Ф. Пиаве (1810—1876) — один из лучших либреттистов того времени. Композитор активно участвовал в разработке либретто, добиваясь сжатости действия. «Травиата» была поставлена 6 марта 1853 года в Венеции и потерпела скандальный провал.
Верди сделал героиней своей оперы женщину, отвергнутую обществом; он специально подчеркнул это названием («Травиата» — по-итальянски падшая, заблудшая). Композитор показал благородство и душевную красоту Виолетты, ее превосходство не только над той легкомысленной средой, которая ее окружает, но и над добродетельным представителем светского общества — отцом Альфреда. Горячее сочувствие к жертве социального неравенства, беспощадное осуждение лицемерной буржуазной морали, показ на оперной сцене современной жизни — все это нарушало обычную традицию и было главной причиной провала оперы.
Однако Верди твердо верил, что «Травиата» добьется признания. Через год опера вновь была поставлена в Венеции и имела огромный успех. Для этой постановки Верди согласился убрать современные костюмы: действие было перенесено в более отдаленную эпоху, на полтора столетия назад (вскоре, однако, он восстановил современную обстановку драмы). Спустя некоторое время «Травиата» стала одной из самых знаменитых опер в репертуаре мирового музыкального театра. Дюма, познакомившись с «Травиатой», сказал: «Через пятьдесят лет никто не вспомнил бы о моей «Даме с камелиями», но Верди обессмертил ее».
МУЗЫКА
«Травиата» — одна из первых в мировой оперной литературе лирико-психологических опер — интимная драма сильных и глубоких чувств. Современный сюжет, простота и обыденность интриги позволили Верди создать подлинно реалистическое произведение, поражающее своей правдивостью, трогающее человечностью. В опере богато использованы ритмы и мелодии бытовой музыки — главным образом вальса, то веселого и грациозного, то драматичного и скорбного. Небольшая оркестровая прелюдия воссоздает печальный облик умирающей; широко струится светлая, мелодия любви.
Опера Джузеппе Верди «Травиата». Постер Рафала ОльбиньскогоВ первом акте два раздела: первый рисует беспечный мир, в котором живет Виолетта, второй содержит ее лирическую характеристику. Радостный хор гостей вводит в атмосферу шумного празднества. Приподнятое настроение сохраняется и в ликующей застольной песне Альфреда «Высоко поднимем мы кубки веселья», подхватываемой хором, и в стремительном вальсе за сценой. Центральный эпизод дуэта — нежное признание Альфреда «В тот день счастливый», выразительная мелодия которого повторяется в опере неоднократно, приобретая значение темы любви. Дуэт заключается беззаботным хором гостей. В большой арии Виолетты напевная, задумчивая мелодия в духе медленного вальса «Не ты ли мне в тиши ночной» передает мечты о счастье, ей противостоит блестящая, расцвеченная колоратурами вторая часть арии «Быть свободной, быть беспечной», в которую вплетается музыкальная тема любви (ее повторяет за сценой Альфред).
От безмятежного счастья к мучительным сомнениям и драматическому взрыву чувств развивается музыкальная драматургия второго акта. Ария Альфреда «Мир и покой в душе моей» окрашена в светлые, спокойные тона. Противоречивые настроения воплощены в развернутом дуэте Виолетты и Жермона — столкновении двух сильных характеров. В арии Жермона «Ты забыл край милый свой» благородная напевная мелодия очерчивает облик любящего и преданного отца.
Третий акт* по характеру музыки перекликается с первым, но здесь беззаботному веселью гостей противопоставлен драматизм переживаний Виолетты. Маскарадные хоры цыганок и испанских матадоров оттеняют следующую за ними сцену карточной игры; на фоне мрачного звучания кларнетов выделяются скорбные, патетические фразы Виолетты. Возбужденное объяснение Виолетты с Альфредом вырастает в развернутую массовую сцену — кульминацию драмы; акт завершается драматичным октетом с хором.
Четвертый акт** резко контрастирует с предшествующим. Он открывается небольшим оркестровым вступлением, построенным на уже знакомой по увертюре музыкальном теме умирающей Виолетты. Отголоски этой печальной мелодии сопровождают разговор Виолетты со служанкой; светлым воспоминанием звучит у скрипок тема любви. Центральный эпизод акта — ария Виолетты «Простите вы навеки, о счастье мечтанья» — пронизан щемящей грустью расставания с жизнью. Одиночество Виолетты подчеркивается неожиданно врывающимся шумным карнавальным хором. Дуэт Виолетты и Альфреда передает взволнованные, трепетные чувства влюбленных: светлая, мечтательная мелодия «Край мы покинем, где так страдали» сменяется музыкой бурного отчаяния «Как страшно, горько смерти ждать». В центре финала — большой квинтет. Обращение Виолетты к Альфреду «Этот портрет, любимый мой» овеяно дыханием смерти — в оркестре звучат траурные аккорды; в последний раз у скрипок просветленно звучит мелодия любви.
* У Верди — вторая картина второго акта.
** У Верди — третий акт.
М. Друскин


Dal Classic-online.ru


Верди. Опера «Травиата»
Опера в трех действиях, четырех картинах. Либретто Ф. М. Пьяве по драме А. Дюма-сына «Дама с камелиями».
Премьера — 6 марта 1853 г. в Венеции.
Действующие лица: Виолетта Валери — сопрано; Флора Бервуа — меццо-сопрано; Аннина, горничная Виолетты — меццо- сопрано; Альфред Жермон — тенор; Жорж Жермон, его отец — баритон; Гастон — тенор; Барон Дюфаль — баритон; Маркиз д'Обиньи — баритон; Гренвиль, врач — бас; камердинер, лакей, слуга, друзья Виолетты и Флоры.
Действие происходит в середине XIX века в Париже и его окрестностях.
Действие первое
В салоне Виолетты Валери собралось веселое общество. «Даме с камелиями», как ее называет ночной Париж, представляют юного Альфреда Жермона, который уже в течение года тайно вздыхает по знаменитой красавице.
Виолетта больна туберкулезом. Она живет в вихре легких развлечений и кратковременных связей; сердца своего она не отдает никому.
После ужина веселые гости переходят в танцевальную залу, Виолетта же хочет слегка отдохнуть, пока пройдет ее мимолетное недомогание.
Жермон остается с Виолеттой и признается ей в своей любви. Дама с камелиями не верит в серьезные чувства, но пылкость юноши ее умиляет. Она протягивает ему камелию. Когда лепестки цветка опадут — уже завтра — она с удовольствием увидит его вновь...
Молодой человек удаляется счастливый. Вскоре гости прощаются, и Виолетта остается одна. Слова Альфреда все еще звучат в ее ушах. Она не смеет признаться самой себе: впервые в жизни она влюбилась.
Она хотела бы избежать истинной страсти. Ее мир — забытье, легкомысленные увлечения... Но когда под окном зазвучала песня влюбленного юноши, запылало и ее сердце.
Действие второе
Картина первая. Виолетта и Альфред уже три месяца безоблачно и счастливо живут в загородном доме близ Парижа.
Однажды Альфред узнает от горничной Виолетты, Аннины, как печальна изнанка этой беззаботной идиллии. Его возлюбленная тайком распродает все свои вещи: для идиллии нужны деньги, а за неимением иного источника, Виолетта продает за бесценок свои драгоценности и экипаж.
Альфред спешит в Париж. Он должен добыть денег: нельзя допустить, чтобы Виолетта всего лишилась.
В его отсутствие приезжает отец Альфреда, старик Жермон. Сперва он говорит с Виолеттой, унижая и оскорбляя ее, но затем обнаруживает в девушке глубок ю, благородную душу. Теперь он обращается к ее доброму сердцу: дурная слава о жизни Альфреда воспрепятствует «аристократическому» браку его сестры.
Жермон-отец уговаривает Виолетту порвать с Альфредом. Напрасно ссылается она на свою искреннюю любовь, доводы отца сильнее, он опасается за будущее, за счастье своего сына. В конце концов, несчастная женщина идет на величайшую жертву, какую только может принести любящая душа.
Едва удалился Жермон-отец, возвращается Альфред и с некоторым беспокойством сообщает, что получил письмо от отца (Альфред не знает, что тот был уже здесь и говорил с Виолеттой), в котором он пишет, что намеревается посетить сына.
«Дама с камелиями», плача, прощается с любимым. Она говорит, что лучше, если отец Альфреда не застанет ее здесь, и спешит уйти.
Вскоре прибывает посыльный с прощальным письмом Виолетты. Альфред соверш нно разбит, узнав что любимая покинула его.
В комнату входит отец. Напрасно утешает он сына, напоминая ему о прошлом, о счастливой жизни дома, в кругу семьи, которую он покинул. Альфред убегает, чтобы отомстить неверной возлюбленной.
Картина вторая. «Ночной Париж» собрался у Флоры Бервуа... Звучит веселая музыка, в залах веселятся гости в масках и карнавальных костюмах. На балу появляется и Альфред Жермон, затем прибывает Виолетта со своим старым поклонником, бароном Дюфалем.За игорным столом идет крупная карточная игра. Альфреду, который все время бросает обидные замечания в сторону Виолетты, везет в игре. Барон Дюфаль также садится за игру, которая принимает характер поединка, будто дело идет не о картах, а о смертельной схватке двух мужчин. Игра напряжена, каждая минута угрожает превратить ее в драматическое столкновение. Но вот гостей приглашают к ужину, и игра прерывается.
В то время как гости направляются к столу, Виолетта остается с Альфредом с глазу на глаз. Она просит его оставить дом Флоры, остерегая его от ссоры с бароном. Но Альфред насмешливо отвечает на ее тревожные слова. Он соглашается уйти лишь при одном условии: если они уйдут вместе. Он не знает о том, что Виолетту связывает обещание, данное его отцу. Он видит только, что ей милее богатый барон и легкая, беззаботная жизнь, чем его глубокая, преданная любовь.
Ослепленный яростью, он, на глазах у всех гостей, швыряет в лицо Виолетте деньги: «Я плачу этой женщине!»
Несчастная женщина без сознания падает на руки Флоры.
В эту минуту в зал входит Жермон-отец. Он упрекает сына в неблагородном, жестоком поступке, но мучительной тайны Виолетты, ее самопожертвования, не раскрывает.
Действие третье
Виолетта лежит дома, тяжело больная. Врач сообщает горничной Аннине, что ее госпожа безнадежна.
Больная, отослав горничную на почту, читает письмо Жермона- отца. Альфред все знает; отец рассказал ему о благородной жертве Виолетты, принесенной ею ради него, ради семьи любимого, ради его сестры.
Аннина возвращается с радостной вестью: приехал Альфред.
Он с любовью обнимает Виолетту, но радость их коротка: силы больной убывают. Она и сама чувствует свою близкую кончину.
Приходит и отец Альфреда, признавший, что требование его было бесчеловечно: разрыв ускорил смерть Виолетты.
Но уже поздно... Еще одна последняя вспышка, и «Дама с камелиями» падает мертвой в объятия Альфреда.

mercoledì 2 maggio 2012

Le Couronnement de Poppée - Claudio Monteverdi (Dir. Emmanuelle Haïm)




Description par ARTe Live Web
Le Couronnement de Poppée à l’Opéra de Lille
Durée 03:04:35
Dirigé par Emmanuelle Haïm, mise en Scène par Jean-François Sivadier
Filmé le 26/03/2012 | En ligne encore pendant 145 jours et 15 heures
Une histoire de conquête, de pouvoir, d’ambition, d’amour et de trahison. Poppée rêve de devenir impératrice, mais se dressent devant elle quantité d’obstacles et de gens à éliminer. Écrit et composé au milieu du XVIIe siècle, Le Couronnement de Poppée est le premier opéra à ne pas avoir recours aux dieux de l’antiquité pour exprimer les sentiments les vils de l’espèce humaine.
Attribuée à Monteverdi quoique des doutes subsistent, l’œuvre, oubliée pendant près de deux siècles pour être réhabilitée à la toute fin du XIXe siècle, revêt un caractère éminemment érotique. Qu’accentue plus encore la mise en scène physique et sensuelle de Jean-François Sivadier ? Au sein d’une débauche de couleur incroyablement cohérente, le metteur en scène refuse de choisir ente l’antique et le contemporain. Préférant s’attarder sur la puissance de l’expression des sentiments.
Crédits
• Artistes : Le Concert d’Astrée - Emmanuelle Haïm (Direction musicale/ Musikalische Leitung), Sonya Yoncheva (Poppea), Max Emmanuel Cencic (Nerone), Ann Hallenberg (Ottavia), Tim Mead (Ottone), Paul Whelan (Seneca), Amel Brahim-Djelloul (Drusilla), Rachid Ben Abdeslam (Nutrice / Famigliare di Seneca), Emiliano Gonzalez Toro (Arnalta), Anna Wall, (Fortuna / Venere / Pallade), Khatouna Gadelia (Valetto / Virtù), Aimery Lefèvre, (Mercurio / Console), Camille Poul (Damigella / Amore), Patrick Schramm (Littore / Famigliare di Seneca /Console), Mathias Vidal (Lucano / soldato / tribuno / Famigliare di Seneca), Nicholas Mulroy (Liberto Capitano / soldato / tribune), Rachid Zanouda (comédien) • Réalisateur : Philippe Béziat assisté de Mélanie Schaan • Mise en scène : Jean-François Sivadier assisté de Véronique Timsit • Décors : Alexandre de Dardel • Ecriture / Compositeurs : Claudio Monteverdi • Cadreurs : Raphaël O’Byrne (Directeur Photo), Hélène Brugne, Stéphane Nota, Antoine Planchot, Ludovic Plourde, Julien Ravoux • Son : Denis Vautrin, Anne Chosson, Nicolas Poitrenaud, Martin Chevignard • Production : Ozango – Opéra de Lille- Mezzo Philippe Berthomé (Lumières), Virginie Gervaise (Costumes), Johanne Saunier (Chorégraphie), Elisabeth Grelier (Conseillère musical)

Passion selon St Matthieu de J.S. Bach



Description par ARTe Live Web


Passion selon St Matthieu de J.S. Bach avec le Thomanerchor et l'Orchestre du Gewandhaus de Leipzig
Durée 02:52:04
sous la direction musicale de Georg Christoph Biller

Filmé le 06/04/2012 | En ligne encore pendant 63 jours et 15 heures

Cette année, le Thomanerchor de Leipzig fête ses 800 ans. Sans aucune interruption, génération après génération, la trinité de la foi, du chant et de l’apprentissage s’est perpétuée.
Des chefs de chœur, « Kantor », de renom ont dirigé cette institution. Le plus célèbre d’entre eux, Jean-Sébastien Bach, est entré en fonction en 1723. Il lui incombait de diriger une passion le Vendredi Saint. En 1727, les paroissiens de Saint Thomas qui découvrirent les premières mesures de la Passion selon Saint Matthieu étaient loin d’imaginer qu’ils allaient entendre une œuvre littéralement « passionnée » d’une durée de près de trois heures. Confiant dans les capacités de ses choristes, Bach a composé une œuvre pour double chœur et écrit des airs et récitatifs d’une rare inventivité. Cette variété des formes aux emplois le plus souvent inattendus donne l’impression qu’il s’agit d’une œuvre théâtrale en version concertante.
Au XIXe siècle, époque où Bach est redécouvert, commencent les exécutions régulières des passions selon Saint Jean et Saint Matthieu, données chaque année en alternance. Une tradition encore perpétuée de nos jours.
La captation à l’église Saint Thomas de Leipzig est un des temps forts de cette saison qui marque le 800e anniversaire du Thomanerchor. Le chœur ainsi que l’Orchestre du Gewandhaus de Leipzig atteignent cette année des sommets. Ces derniers mois, ils ont donné la Passion selon Saint Matthieu au Japon, en Corée, et en Angleterre. Le Kantor Georg Christoph Biller dirige à la fois le chœur et l’orchestre. Il a été membre du Thomanerchor avant d’étudier le chant, la direction d’orchestre et la musique d’église à Leipzig. En 1992, il a été nommé à la tête de cette prestigieuse institution de musique religieuse qu’est le Thomanerchor, devenant ainsi le 16e Kantor après Jean-Sébastien Bach. Parmi ses autres prédécesseurs illustres, on pourra citer Karl Straube, Günther Ramin, Erhard Mauersberger et Hans-Joachim Rotzsch.
Crédits
• Artistes : Thomanerchor Leipzig - Gewandhausorchester - Georg Christoph Biller: Dirigent / Chef d'orchestre - Christina Landshamer: Sopran / Soprano - Stefan Kahle: Altus / Alto - Wolfram Lattke: Tenor (Evangelist) / Ténor (L'Évangéliste) Martin Lattke: Tenor (Arien) / Ténor (Arias) Klaus Mertens: Bass (Christus) / Basse (partie de Jésus) Gotthold Schwarz: Bass (Arien, Pilatus) / Basse (Arias, partie de Pilate) 

Don Pasquale - Gaetano Donizetti




Description par ARTe Live Web
Don Pasquale au Théâtre des Champs Elysées
Durée 02:03:27
Filmé le 17/02/2012 | En ligne encore pendant 105 jours et 14 heures
Un vieux barbon rêve de faire d’une pierre deux coups : déshériter son neveu trop rebelle à son goût et lui ravir sa jeune fiancée. Mais la belle a plus d’un tour dans son sac.
Tous les ingrédients sont rassemblés pour servir au mieux l’opéra bouffe réjouissant de Donizetti, créé en 1843 à Paris. Au Théâtre des Champs-Élysées, le chef Enrique Mazzola, grand connaisseur du répertoire du bel canto, dirige l’Orchestre national de France. Une distribution de haut niveau est réunie autour d’Alessandro Corbelli, qui interprète Don Pasquale sur toutes les scènes du monde. Irrésistible dans les grands rôles de baryton-basse, celui-ci offre à son personnage autant de truculence que d’humanité. Denis Podalydès, sociétaire de la Comédie-Française, tient quant à lui les rênes de la mise en scène. Prenant à contrepied les Don Pasquale traditionnels, il fait du personnage principal non pas un riche propriétaire, mais un camelot un peu gaffeur – et revisite la tradition de la commedia dell’arte, de Molière ou du Barbier de Séville, avec les images du cinéma italien des années 1960.
Crédits
• Artistes : Enrique Mazzola (direction), Denis Podalydès (Sociétaire de la Comédie Française), Alessandro Corbelli (Don Pasquale), Désirée Rancatore (Norina), Gabriele Viviani (Dr Malatesta), Francesco Demuro (Ernesto), Richard Tronc (Le Notaire), Stéphane Butet, Laurent Podalydès, Jacques Tresse (Figurants), Orchestre National de France, Daniele Gatti (direction), Luc Hery (violon solo), Chœur de Radio France, Nathalie Steinberg (chef de chœur) • Réalisateur : Andy Sommer assisté de David Daurier • Mise en scène : Denis Podalydès • Décors : Eric Ruf • Ecriture / Compositeurs : Gaetano Donizetti (musique), Giovanni Rufini (livret) • Cadreurs : Alexis Kavyrchine (directeur de la photographie), Isabelle Audigé, Hélène Brugnes, Muriel Darnet, Richard Devoucoux, Martine Fleury, Philippe Jourdain, Marine Tadié • Son : Alain Duchemin, Cyril Bécue assisté deStéphane Poitevin Dimitri Scapolan Mai Tran • Production : ARTE France - Camera lucida productions Christian Lacroix (costumes), Cécile Bon (chorégraphie), Stéphanie Daniel (lumières), Emmanuel Bourdieu (dramaturgie), Yves Rousseau (conseiller musical)

lunedì 16 aprile 2012

Giuseppe Verdi

Dal Belcanto.ru

Джузеппе Верди (Giuseppe Verdi)

04.12.2010 в 13:35.
Портрет Джузеппе Верди работы Джованни Больдини, 1886
Как всякий могучий талант. Верди отражает в себе национальность и свою эпоху. Он — цветок своей почвы. Он — голос современной Италии, не лениво-дремлющей или беспечно-веселящейся Италии в комических и мнимосерьезных операх Россини и Доницетти, не сентиментально-нежной и элегической, плачущей Италии беллиниевской, — а Италии, пробудившейся к сознанию, Италии, взволнованной политическими бурями, Италии, смелой и пылкой до неистовства.
А. Серов
Никто не мог лучше, чем Верди, почувствовать жизнь.
А. Бойто
Верди — классик итальянской музыкальной культуры, один из самых значительных композиторов XIX в. Его музыке присуща неугасающая с течением времени искра высокого гражданского пафоса, безошибочная точность в воплощении сложнейших процессов, происходящих в глубинах человеческой души, благородство, красота и неисчерпаемый мелодизм. Перу композитора принадлежат 26 опер, духовные и инструментальные произведения, романсы. Самую значительную часть творческого наследия Верди составляют оперы, многие из которых («Риголетто», «Травиата», «Аида», «Отелло») звучат со сцен оперных театров всего мира уже более ста лет. Произведения других жанров, за исключением вдохновенного Реквиема, практически не известны, рукописи большинства из них утеряны.
Верди, в отличие от многих музыкантов XIX в., не провозглашал свои творческие принципы в программных выступлениях в печати, не связывал свое творчество с утверждением эстетики определенного художественного направления. Тем не менее его долгий, трудный, не всегда стремительный и увенчанный победами творческий путь был направлен к глубоко выстраданной и осознанной цели — достижению музыкального реализма в оперном спектакле. Жизнь во всем многообразии конфликтов — такова всеобъемлющая тема творчества композитора. Диапазон ее воплощения был необычайно широк — от конфликтов социальных до противоборства чувств в душе одного человека. Вместе с тем искусство Верди несет в себе ощущение особой красоты и гармонии. «Мне нравится в искусстве все, что прекрасно», — говорил композитор. Образцом прекрасного, искреннего и вдохновенного искусства стала и его собственная музыка.
Четко осознавая творческие задачи, Верди был неутомим в поисках наиболее совершенных форм воплощения своих замыслов, чрезвычайно требователен к себе, к либреттистам и исполнителям. Он нередко сам подбирал литературную основу для либретто, детально обсуждал с либреттистами весь процесс его создания. Наиболее плодотворное сотрудничество связывало композитора с такими либреттистами, как Т. Солера, Ф. Пиаве, А. Гисланцони, А. Бойто. Верди требовал драматической правды от певцов, он был нетерпим к любому проявлению фальши на сцене, бессмысленной виртуозности, не окрашенной глубокими чувствами, не оправданной драматическим действием. «...Большой талант, душа и сценическое чутье» — вот качества которые он прежде всего ценил в исполнителях. «Осмысленное, благоговейное» исполнение опер представлялось ему необходимым; «...когда оперы не могут быть исполнены во всей их неприкосновенности — так, как они задуманы композитором, — лучше не исполнять их совсем».
Верди прожил долгую жизнь. Он родился в семье крестьянина-трактирщика. Его учителями были деревенский церковный органист П. Байстрокки, затем Ф. Провези, возглавлявший музыкальную жизнь в Буссето, и дирижер миланского театра Ла Скала В. Лавинья. Будучи уже зрелым композитором, Верди писал: «Я узнал некоторые лучшие произведения современности, не изучая их, а услышав их в театре... я бы солгал, если бы, сказал, что в молодости своей не прошел долгой и строгой учебы... у меня рука достаточно сильная, чтобы справляться с нотой так, как я желаю, и достаточно уверенная, чтобы в большинстве случаев добиваться тех эффектов, которые я задумал; и если я пишу что-нибудь не по правилам, то это происходит потому, что точное правило не дает мне того, чего я хочу, и потому, что я не считаю безусловно хорошими все правила, принятые по сей день».
Первый успех молодого композитора был связан с постановкой в миланском театре Ла Скала оперы «Оберто» в 1839 г. Спустя 3 года в этом же театре была поставлена опера «Навуходоносор» («Набукко»), которая принесла автору широкую известность (1841). Первые оперы композитора появились в эпоху революционного подъема в Италии, которая получила название эпохи Рисорджименто (итал. — возрождение). Борьба за объединение и независимость Италии охватила весь народ. Верди не мог оставаться в стороне. Он глубоко переживал победы и поражения революционного движения, хотя не считал себя политиком. Героико-патриотические оперы 40-х гг. — «Набукко» (1841), «Ломбардцы в первом крестовом походе» (1842), «Битва при Леньяно» (1848) — явились своеобразным откликом на революционные события. Библейские и исторические сюжеты этих опер, далекие от современности, воспевали героизм, свободу и независимость, а потому были близки тысячам итальянцев. «Маэстро итальянской революции» — так современники называли Верди, чье творчество стало необычайно популярным.
Однако творческие интересы молодого композитора не ограничивались темой героической борьбы. В поисках новых сюжетов композитор обращается к классикам мировой литературы: В. Гюго («Эрнани», 1844), В. Шекспиру («Макбет», 1847), Ф. Шиллеру («Луиза Миллер», 1849). Расширение тематики творчества сопровождалось поиском новых музыкальных средств, ростом композиторского мастерства. Период творческой зрелости был отмечен замечательной триадой опер: «Риголетто» (1851), «Трубадур» (1853), «Травиата» (1853). В творчестве Верди впервые так открыто прозвучал протест против социальной несправедливости. Герои этих опер, наделенные пылкими, благородными чувствами, вступают в конфликт с общепринятыми нормами морали. Обращение к таким сюжетам было чрезвычайно смелым шагом (Верди писал о «Травиате»: «Сюжет современный. Другой не взялся бы, может быть, за этот сюжет из-за приличий, из-за эпохи и из-за тысячи других глупых предрассудков... Я же занимаюсь им с величайшим удовольствием»).
К середине 50-х гг. имя Верди широко известно во всем мире. Композитор заключает контракты не только с итальянскими театрами. В 1854г. он создает оперу «Сицилийская вечерня» для парижского театра Grand Opera, спустя несколько лет написаны оперы «Симон Бокканегра» (1857) и «Бал-маскарад» (1859, для итал. театров San Carlo и Appolo). В 1861 г. по заказу дирекции петербургского Мариинского театра Верди создает оперу «Сила судьбы». В связи с ее постановкой композитор дважды выезжает в Россию. Опера не имела большого успеха, хотя музыка Верди была в России популярна.
Среди опер 60-х гг. наибольшую популярность приобрела опера «Дон Карлос» (1867) по одноименной драме Шиллера. Музыка «Дон Карлоса», насыщенная глубоким психологизмом, предвосхищает вершины оперного творчества Верди — «Аиду» и «Отелло». «Аида» была написана в 1870 г. к открытию нового театра в Каире. В ней органично слились достижения всех предшествующих опер: совершенство музыки, яркая колористичность, отточенность драматургии.
Вслед за «Аидой» был создан «Реквием» (1874), после которого наступило длительное (более 10 лет) молчание, вызванное кризисом общественной и музыкальной жизни. В Италии царило повсеместное увлечение музыкой Р. Вагнера, в то время как национальная культура находилась в забвении. Сложившаяся ситуация была не просто борьбой вкусов, различных эстетических позиций, без которой немыслима художественная практика, да и развитие всего искусства. Это было время падения приоритета национальных художественных традиций, что особенно глубоко переживалось патриотами итальянского искусства. Верди рассуждал так: «Искусство принадлежит всем народам. Никто не верит в это тверже, чем я. Но оно развивается индивидуально. И если у немцев иная художественная практика, чем у нас, их искусство в основе отличается от нашего. Мы не можем сочинять как немцы...»
В раздумьях о дальнейшей судьбе итальянской музыки, чувствуя огромную ответственность за каждый следующий шаг, Верди приступил к воплощению замысла оперы «Отелло» (1886), ставшей подлинным шедевром. «Отелло» является непревзойденной интерпретацией шекспировского сюжета в оперном жанре, совершенным образцом музыкально-психологической драмы, к созданию которой композитор шел всю жизнь.
Последнее произведение Верди — комическая опера «Фальстаф» (1892) — удивляет своей жизнерадостностью и безукоризненным мастерством; оно словно открывает новую страницу творчества композитора, к сожалению, не получившую продолжения. Вся жизнь Верди освещена глубокой убежденностью в правильности выбранного пути: «В том, что касается искусства, у меня свои мысли, свои убеждения, очень ясные, очень точные, от которых я не могу, да и не должен отказываться». Л. Эскюдье, один из современников композитора, очень метко охарактеризовал его: «У Верди было всего лишь три страсти. Но они достигали величайшей силы: любовь к искусству, национальное чувство и дружба». Интерес к страстному и правдивому творчеству Верди не ослабевает. Для новых поколений любителей музыки оно неизменно остается классическим эталоном, сочетающим в себе ясность мысли, вдохновенность чувства и музыкальное совершенство.
А. Золотых

Сын трактирщика, изучает в Буссето музыку (у органиста местного собора Ф. Провези) и литературу, затем берёт уроки композиции в Милане у Лавиньи. В 1836 году женится на дочери своего мецената Антонио Барецци Маргерите, которая умирает в 1840 году, вслед за двумя своими детьми. В 1842 году первый успех в «Ла Скала» приносит композитору опера «Навуходоносор». В 1847 году ставит в Лондоне оперу «Разбойники», а в Париже — «Иерусалим». С этого времени начинается его постоянная связь с сопрано Джузеппиной Стреппони. В 1848 году находится вместе с Мадзини в Милане после Пяти дней и в Риме во время провозглашения республики. В 1851 году обосновывается в поместье Санта-Агата (Вилланова д’Арда) вместе со Стреппони, на которой женится в 1859 году. Депутат первого итальянского парламента, был приглашён на Парижскую выставку 1854/55 года; в 1861 и 1862 годах присутствует в Петербурге на постановке оперы «Сила судьбы». С 1866 года подолгу живёт в Генуе, особенно зимой. Вероятно, здесь в 1868 году знакомится с сопрано Терезой Штольц, уроженкой Богемии, ставшей его крупнейшей исполнительницей и другом до конца дней. В 1871 году по случаю празднования в Каире открытия Суэцкого канала пишет оперу «Аида»; в 1874 году дирижирует Реквиемом, посвящённым памяти Алессандро Мандзони, но задуманным в память о Россини. В том же году назначен сенатором Итальянского королевства. В 1889 году покупает землю для постройки дома для престарелых музыкантов. В 1893 году почти восьмидесятилетним заканчивает «Фальстафа».
Ставшему национальной славой Италии, почитаемому больше даже как государственная, нежели как музыкальная величина, Верди были суждены завидный и почти постоянный успех у публики в течение всей его долгой жизни и такая же посмертная слава, которая нисколько не уменьшается. Не заинтересованный в том, чтобы служить какой-то своей идеологии, Верди учит подходить к жизненным проблемам без предвзятости и ограниченности. Отсюда то постоянное равновесие, которое составляет прелесть его чёткого, логичного и гибкого искусства даже несмотря на запутанные сюжеты зрелых опер: элегантность, прекрасный вкус отличают все используемые им формы, в том числе те, которые граничат с так называемыми вульгарными (и наиболее трудными).
Цельный художник, разбиравшийся как никто другой в языке театра, он показал, как можно спасти его классические модели, восходящие ещё к XVIII веку, одновременно сочетая с ними в рациональном сплаве многочисленные стилистические направления, пришедшие им на смену в музыке, особенно во второй половине века. Этот процесс безусловно благоприятствовал сложному психологическому и социальному анализу, характерному для Верди вплоть до «Отелло» с его пессимизмом и «Фальстафа» с его блистательными, шутливо-академическими находками.
Что касается вокального начала, то Верди, определённый сторонник усиления пластичности и чёткости исполнения, очень быстро повысил также значение декламации редкостой гибкости — весь этот комплекс требует от исполнителя долгой подготовки. Вступления почти ко всем операм композитора отличаются потрясающей, великолепной силой. Мастер ансамблевого письма — можно сказать, современный по сжатости темпов и ясному, хотя и пылкому воплощению, чуждому произвола и гедонистических излишеств, он считал сценическое действие целью, избегая, однако, делать из него средство, так как сознавал, что в музыкальной драме главное — музыка.
Помимо оперного жанра композитор мимоходом коснулся камерной инструментальной формы (единственный квартет) и не слишком много обращался к сочинению песен в сопровождении фортепиано. В области духовной музыки он, напротив, оставил исторические образцы, среди которых выделяется Реквием, частично написанный в память о Джоаккино Россини и затем посвящённый памяти Алессандро Мандзони: синтез всего XIX века, он словно сочетает торжественное великолепие самых величественных соборов с умилением провинциальных месс и выделяется своим драматическим, театральным характером. Это Мавзолей, новый пантеон, созданный как будто для персонажей Верди, для Виолетты, Риголетто, Леоноры, Макбета и других, ибо высшая правда, если присмотреться, не может быть ни чем иным, как прощением. И всех их ждёт царствие небесное.
Г. Маркези (в переводе Е. Гречаной)

giovedì 12 aprile 2012

Christoph Willibald Gluck

Кристоф Виллибальд Глюк

Немецкий композитор, оперный реформатор, один из величайших мастеров эпохи классицизма. Родился 2 июля 1714 в Эрасбахе (Бавария), в семье лесничего; предки Глюка происходили из Северной Чехии и жили на землях князя Лобковица. Глюку было три года, когда семья вернулась на родину; он учился в школах Камница и Альберсдорфа. В 1732 он отправился в Прагу, где, по-видимому, слушал лекции в университете, зарабатывая на жизнь пением в церковных хорах и игрой на скрипке и виолончели. По некоторым данным, он брал уроки у чешского композитора Б.Черногорского (1684-1742).( )

В 1736 Глюк прибыл в Вену в свите князя Лобковица, но уже в следующем году перешел в капеллу итальянского князя Мельци и вслед за ним отправился в Милан. Здесь Глюк в течение трех лет занимался композицией с крупным мастером камерных жанров Дж.Б.Саммартини (1698-1775), и в конце 1741 в Милане прошла премьера первой оперы Глюка Артаксеркс (Artaserse).( ) Далее он вел жизнь, обычную для преуспевающего итальянского композитора, т. е. непрерывно сочинял оперы и пастиччо (оперные представления, в которых музыка составлена из фрагментов различных опер одного или нескольких авторов). В 1745 Глюк сопровождал князя Лобковица в его путешествии в Лондон; их путь лежал через Париж, где Глюк впервые услышал оперы Ж.Ф.Рамо (1683-1764) и высоко оценил их. В Лондоне Глюк встречался с Генделем и Т.Арном, поставил два своих пастиччо (одно из них, Падение гигантов, La Caduta dei Giganti, — пьеса на злобу дня: речь идет о подавлении якобитского восстания), дал концерт, в котором играл на стеклянной гармонике собственной конструкции, и напечатал шесть трио-сонат. Во второй половине 1746 композитор уже находился в Гамбурге, на посту дирижера и хормейстера итальянской оперной труппы П.Минготти. До 1750 Глюк разъезжал с этой труппой по разным городам и странам, сочиняя и ставя свои оперы. В 1750 он женился и обосновался в Вене.

Ни одна из опер Глюка раннего периода не раскрывала в полной мере масштабов его дарования, но все же имя его к 1750 уже пользовалось определенной известностью. В 1752 неаполитанский театр `Сан Карло` заказал ему оперу Милосердие Тита (La Clemenza di Tito) на либретто крупного драматурга той эпохи Метастазио. Глюк сам дирижировал, причем вызвал как острый интерес, так и ревность местных музыкантов и получил похвалу от маститого композитора и педагога Ф.Дуранте (1684-1755). По возвращении в Вену в 1753 он стал капельмейстером при дворе принца Саксен-Хильдбургхаузенского и оставался в этой должности до 1760. В 1757 папа Бенедикт XIV присвоил композитору титул рыцаря и наградил его орденом Золотой шпоры: с тех пор музыкант подписывался — `Кавалер Глюк` (Ritter von Gluck).( )

В этот период композитор вошел в окружение нового управляющего венскими театрами графа Дураццо и много сочинял как для двора, так и для самого графа; в 1754 Глюк был назначен дирижером придворной оперы. После 1758 он усердно трудился над созданием произведений на французские либретто в стиле французской комической оперы, которую насаждал в Вене австрийский посланник в Париже (имеются в виду такие оперы, как Остров Мерлина, L’Isle de Merlin; Мнимая рабыня, La fausse esclave; Одураченный кади, Le cadi dupé). Мечта об `оперной реформе`, целью которой являлось восстановление драмы, зародилась в Северной Италии и владела умами современников Глюка, причем особенно сильны эти тенденции были при Пармском дворе, где большую роль играло французское влияние. Дураццо происходил из Генуи; годы творческого становления Глюка прошли в Милане; к ним присоединились еще два художника родом из Италии, но имевших опыт работы в театрах разных стран, — поэт Р.Кальцабиджи и хореограф Г.Анджоли. Таким образом сложилась `команда` из одаренных, умных людей, притом достаточно влиятельных, чтобы воплотить общие идеи на практике. Первым плодом их сотрудничества стал балет Дон Жуан (Don Juan, 1761), затем на свет появились Орфей и Эвридика (Orfeo ed Euridice, 1762) и Альцеста (Alceste, 1767) — первые реформаторские оперы Глюка.

В предисловии к партитуре Альцесты Глюк формулирует свои оперные принципы: подчинение музыкальной красоты драматической правде; уничтожение неосмысленной вокальной виртуозности, всякого рода неорганичных вставок в музыкальное действие; трактовка увертюры как вступления к драме. В сущности, все это уже имелось в современной французской опере, и поскольку австрийская принцесса Мария Антуанетта, в прошлом бравшая у Глюка уроки пения, стала тогда супругой французского монарха, неудивительно, что вскоре Глюку заказали ряд опер для Парижа. Премьера первой, Ифигении в Авлиде (Iphigénie en Aulide), прошла под управлением автора в 1774 и послужила поводом для ожесточенной борьбы мнений, настоящей схватки между сторонниками французской и итальянской оперы, которая продолжалась около пяти лет. За это время Глюк поставил в Париже еще две оперы — Армиду (Armide, 1777) и Ифигению в Тавриде (Iphigénie en Tauride, 1779), а также переработал для французской сцены Орфея и Альцесту. Фанатики итальянской оперы специально пригласили в Париж композитора Н.Пиччинни (1772-1800), который был талантливым музыкантом, но выдержать соперничества с гением Глюка все-таки не смог. В конце 1779 Глюк вернулся в Вену. Умер Глюк в Вене 15 ноября 1787.( )

Творчество Глюка является высшим выражением эстетики классицизма, которая уже при жизни композитора уступала место зарождавшемуся романтизму. Лучшие из опер Глюка до сих пор занимают почетное место в оперном репертуаре, а его музыка покоряет слушателей своей благородной простотой и глубокой выразительностью.


Глюк родился второго июля 1714 года в Германии в местечке Эрасбах (Верхний Пфальц). В детстве он пел в церкви в Комотау, позже попал в Прагу, где также в воскресные дни пел по утрам в церкви, а вечерами играл на скрипке в танцзале. Он учится играть на виолончели и читает, очень много читает. В этот период уже начинает проявляться его страстная тяга к знаниям, благодаря которой он позднее становится одним из самых образованных людей своей эпохи. Молодой Глюк попадает в Милан к пользующемуся большой известностью маэстро Саммартини, который посвящает юношу в тайны музыкальной науки. На древней почве латинской культуры, в пестром водовороте жизни итальянского народа Глюк поистине влюбляется в мир итальянской оперы. Но сколько бы он ни писал в течение многих десятилетий музыки к итальянским текстам, в итальянском стиле, сколько бы он ни создавал по форме характерно итальянских опер, он до самых последних дней остается чужаком в том мире, который покорил его. Молодой Глюк остается северным германцем, опьяненным атмосферой южных морей, и сначала инстинктивно, позже сознательно стремится освободиться от заученных, но так и не вошедших в его плоть и кровь форм. Итальянские чары еще держат его в своей власти, но задумываясь над одиночеством своего духа, он уже поднимает вопрос: не чужой ли я в этом мире? Можно ли мне подчинять себя таким законам формы, которым все больше противоречит все мое существо?

И тем не менее он пишет итальянскую оперу. В 1741 году в Милане показывают его первое сценическое произведение, оперу «Артаксеркс», позднее «Ипполита» и «Гипермнестру». Молодой композитор берется за мифологические и античные исторические сюжеты, привычные в его эпоху. Человек Ренессанса, освободившись от аскетической суровости Средневековья, возродил античный мир и снова открыл его красоты. Античные мечты, образы греческой трагедии заполняют мысли камераты, небольшого дружеского кружка флорентийских поэтов и музыкантов, которые почти за полтора столетия до Глюка своим stile rappresentativo делают первые шаги в сторону оперы наших дней. В течение двух веков на оперной сцене не было других тем. Гендель также пишет оперы (более сорока) на древнегреческие темы. Этим путем идет и молодой Глюк.

В 1745 году он попадает в Лондон, где в театре «Хаймаркет» показывают две его оперы: «Гибель гигантов» и «Артамену». Пребывание в Лондоне приносит ему много пользы, поскольку он здесь чувствует непосредственное вдохновляющее влияние музыки Генделя, ведь именно в этом городе родились крупнейшие творения этого композитора. Но и в Лондоне, и во время своих последующих путешествий он все еще остается верен итальянской опере. В качестве дирижера оперной труппы Миньотти он бывает в Дрездене, Праге, Гамбурге, Копенгагене. Ища новые пути, Глюк пока идет старой дорогой. Он даже пишет для труппы две итальянских оперы, но потом оставляет своих коллег и в 1750 году поселяется в Вене.

Венский период имеет решающее значение в творчестве Глюка. Начиная с 1754 года, в течение целого десятилетия он занимает привилегированную должность дирижера придворной оперы. В графе Дураццо, уроженце Генуи, занимающем пост интенданта оперы, Глюк находит человека, понявшего его стремления в те годы, когда он со все большим волнением начинает заниматься драматическими проблемами оперной сцены. Правда, еще долгое время Глюка чарует итальянский тип оперы на манер Метастазио, форма «оперы-арии», все подчиняющая красоте мелодии и пения; он даже сам пишет музыку на текст Метастазио. Но независимо от этого Глюк уже трудится и размышляет над тем, как бы превратить оперную сцену в сцену драматическую. Итальянские певцы по-итальянски поют его произведения, которые одно за другим ставятся на венской оперной сцене. Это — «Телемак», «Милосердие Тита» (эту тему несколько десятилетий спустя обрабатывает и Моцарт!), «Эцио», «Иссипиль», «Китайцы», «Оправданная невинность», «Антигона», «Король-пастух». Перечисляя произведения Глюка, не следует забывать и об его комических операх, написанных на французские либретто: «Очарованное дерево», «Осада Цитеры», «Неожиданная встреча», «Обманутый кади».

В Риме Глюка чествуют как великого мастера итальянской оперы, ему даже дают титул кавалера с золотыми шпорами, но к этому времени в нем рождается уже иной мир, готовый свергнуть господство итальянской оперы. Неважно, что это произойдет не на итальянской земле, на которой вырос этот яркий оперный стиль, поскольку Глюк покушается на мировую гегемонию итальянской оперы и хочет поднять жанр оперы до уровня драмы.

В 1761 году Глюк встречается с постоянно возвращающейся на сцену блуждающей темой, вдохновившей столь многих поэтов и музыкантов на протяжении минувших времен: с демонической фигурой Дон-Жуана. О герое «Севильской хроники», различных народных поверий, театральных представлений, идущих по стопам Тирсо ди Молина, зингшпилей, кукольных представлений, поэм, страшных историй и легенд Глюк пишет драматический балет. Он был написан в тот самый год, когда Глюк познакомился с Кальцабиджи, который позднее стал автором либретто опер Глюка, носящих реформационный характер. Кальцабиджи был многосторонне развитым человеком, ведущим жизнь, полную приключений. О нем и о реформе Глюка, открывающей целую эпоху, мы будем говорить подробнее позднее, точно так же, как и о первой «опере-реформе», либреттистом которой уже был Кальцабиджи, а именно — «Орфее и Эвридике». Она была написана Глюком в 1762 году, в 1767 году он создает вторую оперу-реформу, «Альцесту», в 1770 году — третью, «Париса и Елену». Все три оперы были написаны в Вене на текст Кальцабиджи. К изданиям партитур «Альцесты» и «Париса и Елены» Глюк пишет имеющие историческое значение предисловия, в которых провозглашает великую реформу оперы. Позже мы еще вернемся к новой эстетике Глюка, которая намечает основные принципы развившейся через сто лет вагнеровской эстетики.

В 1772 году Глюк знакомится с высокообразованным атташе французского посольства в Вене, Франсуа ле Бланк де Руйе. На его либретто на французском языке он пишет оперу-реформу под названием «Ифигения в Авлиде». Тема для либретто была взята из произведения Расина «Ифигения». Эта опера впервые была показана в Париже, где ставят также «Альцесту» и «Орфея и Эвридику» (в дальнейшем мы будем называть ее просто «Орфей»). Последнее произведение надо было основательно переработать, так как партию Орфея первоначально на представлениях в Вене пел певец-кастрат. В Париже, где господствовал прогрессивный дух, отвергли и запретили варварскую бесчеловечность, когда жадные до денег родители подвергали своих крохотных детей противоестественной операции, на всю жизнь превращая их в «бесполых», лишь для того, чтобы У существа среднего рода, полученного путем медицинского вмешательства, было особое, абстрактной красоты сопрано. Глюк для парижской премьеры переписал партию Орфея для тенора. Когда Глюк по приглашению своей бывшей ученицы, дочери Марии Терезии, наследницы престола, а позднее французской королевы Марии Антуанетты прибывает в Париж, он попадает в разгар борьбы вокруг оперы. После двадцатилетнего перерыва вновь вспыхнула уже почти преданная забвению борьба «буффонистов»: борьба между приверженцами итальянской и французской оперы. Двадцать лет назад поборников итальянской оперы называли «буф- фонистами», а французскую национальную оппозицию ей «антибуф- фонистами». И вот сторонники итальянского оперного стиля, безраздельно господствовавшего во всем мире, вновь скрестили копья с теми, кто требовал национального, французского оперного искусства. Не только королевский двор, но и все представители духовной жизни Франции в полном смысле слова разделились на две партии. Раскол делит на две части даже королевскую семью, поскольку Людовик XVI примыкает к итальянской партии, а Мария Антуанетта — к французской. Среди вожаков итальянской партии мы видим поэта Мармонтеля, редактора «Энциклопедии» Д'Аламбера, а на втором плане, в качестве движущей силы — бывшую фаворитку короля, графиню Дюбарри. В рядах французской партии блистают такие великие имена, как Руссо, Вольтер, Гримм, Сюар и Арну.

На первый взгляд кажется странным, что во главе французской партии становится чужеземец Глюк. Но если всмотреться в сущность спора, то это представляется вполне естественным. Глюк требует нового, более драматического и более человечного стиля, который сломил бы итальянский стиль, придающий чрезмерную важность мелодии и личности певца. Французы также хотят низвергнуть эту чуждую для них манеру. Самые выдающиеся представители духовного мира Франции, философы и поэты, требуют на оперной сцене не ложноклассического, выспренного французского трагедийного стиля, а по существу, того же, что и Глюк — драматической правды. Таким образом, в этом общем требовании гении французского духа встречаются с Глюком, представляющим немецкий музыкальный гений. Наиболее точно выражает концепцию итальянской партии современник Глюка, французский писатель Лагарп, когда говорит: «Артист существует для того, чтобы петь, и притом петь хорошо. Его судьба интересует меня постольку, поскольку захватывает его пение».

Лагарп выражает в этих словах характерные для эпохи рококо взгляды на оперу, которые могли найти удовлетворение лишь в итальянском оперном стиле и с которыми в силу необходимости должны были столкнуться французские мыслители, точно так же, как и Глюк. Поэтому логичными являются слова, в которых Лагарп выражает свое мнение о Глюке: «Глюк нисколько не разбирается в мелодии; он всего лишь переносит на ноты слова...» Лагарп хочет очернить Глюка, но в действительности указывает на сущность глюковской реформы. Он указывает на то, что в свое время полностью осуществится в искусстве Вагнера: композитор пишет не музыку, а заключает в музыку драму.

Напряженность борьбы достигла высшей точки, когда в Париж прибыл Никколо Пиччини, бывший в то время одним из самых модных итальянских композиторов. Итальянская партия сразу же избрала его своим вожаком, и, начиная с этого времени, эти две партии, некогда называвшиеся «буффонистами» и «антибуффонистами», стали называться «пиччинистами» и «глюкистами». Когда Глюк на короткое время возвращается в Вену, чтобы поработать над «Армидой» он получает глубоко возмутившее его извещение. Еще раньше ему было поручено переложить на музыку либретто Квино «Роланд», и вдруг ему сообщают, что эту же тему предложили и Пиччини. Его негодование возросло еще сильнее, когда в Париже терпит неудачу его опера «Армида» и в то же время с большим успехом идет «Роланда» Пиччини.

Однако великая борьба через несколько лет все же решается в пользу Глюка. В 1779 году вся Франция преклоняет колени перед его гением. В театре показывают вторую музыкальную драму об Ифигении, «Ифигения в Тавриде», причем успех увеличивается еще и тем, что глава «враждебной партии» Пиччини глубоким поклоном признает полный триумф искусства немецкого музыканта. Именно в то время Гудон изваял из белого мрамора бюст Глюка, установленный затем между бюстами Рамо и Люлли в вестибюле Королевской Академии музыки, в знак того, что третьим членом великого триумвирата во французском оперном искусстве является немец Глюк.

Итак, в Париже побеждает французская партия, «глюкисты» торжествуют, а сам Глюк, после премьеры своей последней оперы «Эхо и Нарцис», в осень великих успехов, в 1779 году, возвращается в Вену, чтобы провести остаток своей жизни уже на родной земле.

15 ноября 1787 года Глюк скончался.

Спустя почти три четверти века после его смерти великий французский поэт-романтик Виктор Гюго сказал о нем: «Глюк — это могучий лес». А под медной гравюрой Огюста де Сен-Обена, изображающей Глюка, в 1871 году была сделана надпись: «Муз он поставил над сиренами».


К. В. Глюк — великий оперный композитор, осуществивший во второй половине XVIII в. реформу итальянской оперы-seria и французской лирической трагедии. Большая мифологическая опера, переживавшая острейший кризис, обрела в творчестве Глюка качества подлинной музыкальной трагедии, наполненной сильными страстями, возвышающей этические идеалы верности, долга, готовности к самопожертвованию. Появлению первой реформаторской оперы «Орфей» предшествовал долгий путь — борьба за право стать музыкантом, странствия, освоение различных оперных жанров того времени. Глюк прожил удивительную жизнь, целиком посвятив себя музыкальному театру.

Глюк родился в семье лесничего. Отец считал профессию музыканта недостойным занятием и всячески препятствовал музыкальным увлечениям старшего сына. Поэтому еще подростком Глюк уходит из дома, странствует, мечтает получить хорошее образование (к этому времени он окончил иезуитскую коллегию в Коммотау). В 1731 г. Глюк поступил в Пражский университет. Студент философского факультета много времени отдавал музыкальным занятиям — брал уроки у знаменитого чешского композитора Богуслава Черногорского, пел в хоре церкви Св. Якова. Странствия в окрестностях Праги (Глюк охотно играл в бродячих ансамблях на скрипке и особенно любимой виолончели) помогли ближе познакомиться с чешской народной музыкой.

В 1735 г. Глюк, уже сложившийся профессиональный музыкант, едет в Вену и поступает на службу в капеллу графа Лобковица. Вскоре итальянский меценат А. Мельци предложил Глюку место камер-музыканта придворной капеллы в Милане. В Италии начинается путь Глюка как оперного композитора; он знакомится с творчеством крупнейших итальянских мастеров, занимается композицией под руководством Дж. Саммартини. Почти 5 лет продолжался подготовительный этап; лишь в декабре 1741 г. в Милане с успехом была поставлена первая опера Глюка «Артаксеркс» (либр. П. Метастазио). Глюк получает многочисленные заказы из театров Венеции, Турина, Милана и в течение четырех лет создает еще несколько опер-seria («Деметрий», «Поро», «Демофонт», «Гипермнестра» и др.), которые принесли ему известность и признание у достаточно искушенной и требовательной итальянской публики.

В 1745 г. композитор гастролировал в Лондоне. Сильнейшее впечатление произвели на него оратории Г. Ф. Генделя. Это возвышенное, монументальное, героическое искусство стало для Глюка важнейшим творческим ориентиром. Пребывание в Англии, а также выступления с итальянский оперной труппой братьев Минготти в крупнейших европейских столицах (Дрездене, Вене, Праге, Копенгагене) обогатили запас музыкальных впечатлений композитора, помогли завязать интересные творческие контакты, ближе познакомиться с различными оперными школами. Признанием авторитета Глюка в музыкальном мире стало его награждение папским орденом «Золотой шпоры». «Кавалер Глюк» — это звание так и закрепилось за композитором. (Напомним о прекрасной новелле Т. А. Гофмана «Кавалер Глюк».)

Новый этап жизни и творчества композитора начинается с переездом в Вену (1752), где Глюк вскоре занял пост дирижера и композитора придворной оперы, а в 1774 г. получил звание «действительного императорского и королевского придворного композитора». Продолжая сочинять оперы-seria, Глюк обращается и к новым жанрам. Французские комические оперы («Остров Мерлина», «Мнимая рабыня», «Исправленный пьяница», «Одураченный кади» и др.), написанные на тексты известных французских драматургов А. Лесажа, Ш. Фавара и Ж. Седена, обогатили стиль композитора новыми интонациями, композиционными приемами, ответили потребностям слушателей в непосредственно жизненном, демократическом искусстве. Большой интерес представляет работа Глюка в жанре балета. В сотрудничестве с талантливым венским хореографом Г. Анджолини был создан балет-пантомима «Дон-Жуан». Новизна этого спектакля — подлинной хореографической драмы — определяется во многом характером сюжета: не традиционно сказочного, аллегорического, но глубоко трагедийного, остро конфликтного, затрагивающего вечные проблемы человеческого бытия. (Сценарий балета написан по пьесе Ж. Б. Мольера.)

Важнейшим событием в творческой эволюции композитора и в музыкальной жизни Вены явилась премьера первой реформаторской оперы — «Орфей» (1762), Древнегреческий миф о легендарном певце Глюк и Р. Кальцабиджи (автор либр., единомышленник и постоянный сотрудник композитора в Вене) трактовали в духе строгой и возвышенной античной драмы. Красота искусства Орфея и сила его любви способны преодолеть все преграды — эта вечная и всегда волнующая идея лежит в основе оперы, одного из самых совершенных творений композитора. В ариях Орфея, в знаменитом соло флейты, известном также в многочисленных инструментальных вариантах под названием «Мелодия», раскрылся оригинальный мелодический дар композитора; а сцена у врат Аида — драматический поединок Орфея и фурий — осталась замечательным образцом построения крупной оперной формы, в которой достигнуто абсолютное единство музыкального и сценического развития.

За «Орфеем» последовали еще 2 реформаторские оперы — «Альцеста» (1767) и «Парис и Елена» (1770) (обе на либр. Кальцабиджи). В предисловии к «Альцесте», написанном по случаю посвящения оперы герцогу Тосканскому, Глюк сформулировал художественные принципы, которыми руководствовался во всей творческой деятельности. Не найдя должной поддержки у венской и итальянской публики. Глюк отправляется в Париж. Годы, проведенные в столице Франции (1773-79), — время наивысшей творческой активности композитора. Глюк пишет и ставит в Королевской академии музыки новые реформаторские оперы — «Ифигения в Авлиде» (либр. Л. дю Рулле по трагедии Ж. Расина, 1774), «Армида» (либр. Ф. Кино по поэме Т. Тассо «Освобожденный Иерусалим», 1777), «Ифигения в Тавриде» (либр. Н. Гнияра и Л. дю Рулле по драме Г. де ла Туш, 1779), «Эхо и Нарцисс» (либр. Л. Чуди, 1779), перерабатывает «Орфея» и «Альцесту», сообразуясь с традициями французского театра. Деятельность Глюка всколыхнула музыкальную жизнь Парижа, вызвала острейшие эстетические дискуссии. На стороне композитора — французские просветители, энциклопедисты (Д. Дидро, Ж. Руссо, Ж. Д’Аламбер, М. Гримм), приветствовавшие рождение истинно высокого героического стиля в опере; его противники — приверженцы старой французской лирической трагедии и оперы-seria. Стремясь поколебать позиции Глюка, они пригласили в Париж итальянского композитора Н. Пиччинни, пользовавшегося в то время европейским признанием. Полемика между сторонниками Глюка и Пиччинни вошла в историю французской оперы под названием «войны глюкистов и пиччиннистов». Сами же композиторы, относившиеся друг к другу с искренней симпатией, остались вдалеке от этих «эстетических баталий».

В последние годы жизни, прошедшие в Вене, Глюк мечтал о создании немецкой национальной оперы на сюжет Ф. Клопштока «Битва Германа». Однако тяжелая болезнь и возраст препятствовали осуществлению этого плана. Во время похорон Глюкз в Вене исполнялось его последнее произведение «De profundls» («Из бездны взываю...») для хора и оркестра. Этим своеобразным реквиемом дирижировал ученик Глюка — А. Сальери.

«Эсхилом музыки» назвал Глюка страстный поклонник его творчества Г. Берлиоз. Стилистика музыкальных трагедий Глюка — возвышенная красота и благородство образов, безупречность вкуса и единство целого, монументальность композиции, опирающейся на взаимодействие сольных и хоровых форм, — восходит к традициям античной трагедии. Созданные в эпоху расцвета просветительского движения накануне Великой французской революции, они ответили потребностям времени в большом героическом искусстве. Так, Дидро писал незадолго до приезда Глюка в Париж: «Пусть появится гений, который утвердит подлинную трагедию... на лирической сцене». Поставив своей целью «изгнать из оперы все те дурные излишества, против которых уже долгое время тщетно протестовали здравый смысл и хороший вкус», Глюк создает спектакль, в котором все компоненты драматургии логически целесообразны и выполняют определенные, необходимые функции в общей композиции. «...Я избегал демонстрировать нагромождение эффектных трудностей в ущерб ясности», — сказано в посвящении «Альцесты», — «и я не придавал никакой цены открытию нового приема, если таковой не вытекал естественно из ситуации и не был связан с выразительностью». Так, хор и балет становятся полноправными участниками действия; интонационно выразительные речитативы естественно сливаются с ариями, мелодика которых свободна от излишеств виртуозного стиля; увертюра предвосхищает эмоциональный строй будущего действия; относительно законченные музыкальные номера объединяются в большие сцены и т. д. Направленный отбор и концентрация средств музыкально-драматической характеристики, строгое соподчинение всех звеньев большой композиция — вот важнейшие открытия Глюка, имевшие огромное значение как для обновления оперной драматургии, так и для утверждения нового, симфонического мышления. (Расцвет оперного творчества Глюка приходится на время интенсивнейшего развития крупных циклических форм — симфонии, сонаты, концепта.) Старший современник И. Гайдна и В. А. Моцарта, тесно связанный с музыкальной жизнью и художественной атмосферой Вены. Глюк, и по складу творческой индивидуальности, и по общей направленности исканий примыкает именно к венской классической школе. Традиции «высокой трагедии» Глюка, новые принципы его драматургии получили развитие в оперном искусстве XIX в.: в творчестве Л. Керубини, Л. Бетховена, Г. Берлиоза и Р. Вагнера; а в русской музыке — М. Глинки, исключительно высоко ценившего Глюка как первого среди оперных композиторов XVIII в.

И. Охалова

Сын потомственного лесничего, с ранних лет сопровождает отца в его многочисленных переездах. В 1731 году поступает в Пражский университет, где изучает вокальное искусство и игру на различных инструментах. Будучи на службе у князя Мельци, живет в Милане, берет уроки композиции у Саммартини и ставит ряд опер. В 1745 году в Лондоне знакомится с Генделем и Арном и сочиняет для театра. Став капельмейстером итальянской труппы Минготти, посещает Гамбург, Дрезден и другие города. В 1750 году женится на Марианне Пергин, дочери богатого венского банкира; в 1754 году становится капельмейстером Венской придворной оперы и входит в окружение графа Дураццо, управлявшего театром. В 1762 году с успехом ставится опера Глюка «Орфей и Эвридика» на либретто Кальцабиджи. В 1774 году после нескольких финансовых неудач следует за Марией-Антуанеттой (у которой он был учителем музыки), ставшей французской королевой, в Париж и завоевывает благосклонность публики несмотря на сопротивление пиччиннистов. Однако огорченный провалом оперы «Эхо и Нарцисс» (1779), оставляет Францию и уезжает в Вену. В 1781 году композитора разбивает паралич, и он прекращает всякую деятельность.

Имя Глюка отождествляется в истории музыки с так называемой реформой музыкальной драмы итальянского типа, единственной известной и широко распространенной в его время в Европе. Он считается не только великим музыкантом, но прежде всего спасителем жанра, искаженного в первой половине XVIII века виртуозными украшениями певцов и правилами условных, основанных на машинерии, либретто. В наши дни позиция Глюка уже не кажется исключительной, поскольку композитор не был единственным творцом реформы, необходимость которой чувствовали и другие оперные композиторы и либреттисты, в частности итальянские. Кроме того, понятие упадка музыкальной драмы не может относиться к вершинным произведениям жанра, но разве что к низкопробным сочинениям и малоодаренным авторам (трудно обвинить в упадке такого мастера, как Гендель).

Как бы то ни было, побуждаемый либреттистом Кальцабиджи и другими членами окружения графа Джакомо Дураццо, управителя венских императорских театров, Глюк ввел в практику ряд новшеств, которые безусловно привели к крупным результатам в области музыкального театра. Кальцабиджи вспоминал: «Господину Глюку, который плохо говорил на нашем языке [то есть на итальянском], было невозможно декламировать стихи. Я прочел ему „Орфея" и несколько раз продекламировал многие фрагменты, подчеркивая оттенки декламации, остановки, замедление, убыстрение, звуки то тяжелые, то плавные, которые мне хотелось, чтобы он употребил в своей композиции. Одновременно я просил его убрать все фиоритуры, каденции, ритурнели и все то варварское и экстравагантное, что проникло в нашу музыку».

По натуре решительный и энергичный, Глюк взялся за выполнение намеченной программы и, опираясь на либретто Кальцабиджи, декларировал ее в предисловии к «Альцесте», посвященном великому герцогу Тосканы Пьетро Леопольдо, будущему императору Леопольду II.

Основные принципы этого манифеста таковы: избегать вокальных излишеств, смешных и скучных, заставить музыку служить поэзии, усилить значение увертюры, которая должна вводить слушателей в содержание оперы, смягчить различие между речитативом и арией, чтобы «не прерывать и не расхолаживать действия».

Ясность и простота должны стать целью музыканта и поэта, холодному морализированию они должны предпочитать «язык сердца, сильные страсти, интересные ситуации». Эти положения теперь кажутся нам само собой разумеющимися, неизменными в музыкальном театре от Монтеверди до Пуччини, но не так было во времена Глюка, современникам которого «даже небольшие отклонения от принятого казались потрясающей новизной» (по словам Массимо Милы).

В итоге самым существенным в реформе явились драматические и музыкальные достижения Глюка, представшего во всем своем величии. К этим достижениям относятся: проникновение в чувства героев, классическая величавость, в особенности хоровых страниц, глубина мысли, отличающая знаменитые арии. Расставшись с Кальцабиджи, который помимо прочего впал в немилость при дворе, Глюк долгие годы находил поддержку в Париже у французских либреттистов. Здесь, несмотря на роковые компромиссы с местным рафинированным, но неизбежно поверхностным театром (во всяком случае, с реформаторской точки зрения), композитор все же остался достоин своих собственных принципов, особенно в операх «Ифигении в Авлиде» и «Ифигения в Тавриде».

Г. Маркези (в переводе Е. Гречаной)

Немецкий композитор. Крупнейший оперный реформатор, представитель музыкального классицизма. Автор 107 опер. Совместно со своим единомышленником, поэтом и драматургом Кальцабиджи (автором либретто для ряда важнейших глюковских сочинений), Глюк предпринял попытку обновления оперы-сериа. На этом пути Глюк встретил яростное сопротивление приверженцев традиционной итальянской оперы, во главе с Пиччинни.

Эта художественная полемика вошла в музыкальную историю как «война глюкистов и пиччиннистов». Основная суть реформы в подчинении всех средств художественного выражения драматическому замыслу, стремлении к естественности. Глюк углубил роль оркестра, развитых музыкальных сцен, хоров. Его достижения в области выражения человеческих чувств нельзя переоценить. Он отказался от голой виртуозности вокальных партий во имя выразительности музыкального образа.

Наибольшее реформаторское значение имеют следующие оперы Глюка: «Орфей и Эвридика» (1762), «Альцеста» (1767), «Парис и Елена» (1770, Вена, либр. Кальцабиджи), «Ифигения в Авлиде» (1774), «Армида» (1777), «Ифигения в Тавриде» (1779). Среди комических опер Глюка выделяется «Непредвиденная встреча» (1764, Вена, либр. Л. Данкура), предвосхищающая во многом (в т. ч. и по восточно-турецкому колориту) «Похищение из сераля» Моцарта.

В жизни Глюка большую роль сыграла Франция. Именно здесь был поставлен ряд его основных сочинений, включая 2-ю ред. оперы «Орфей и Эвридика» (1774, Париж).

В России творчество композитора всегда вызывало интерес. Его оперы неоднократно шли на русской сцене. Постановку оперы «Орфей и Эвридика» в 1868 (Мариинский театр) слушал Берлиоз, давший восторженный отзыв о спектакле. Постановка в Мариинском театре той же оперы в 1911 (режиссер Мейерхольд, художник А. Головин, дирижер Направник, партию Орфея исполнил Собинов) признается исторической. Отметим также постановку в Большом театре оперы «Ифигения в Авлиде» (1983, дирижер Эрмлер).

Дискография опер Глюка весьма обширна. Ведущая роль в этой области безусловно принадлежит английскому дирижеру Гардинеру, записавшему с оркестром Лионской оперы и Монтеверди-хором ряд самых значительных сочинений композитора.

Е. Цодоков

«Прежде чем приступить к работе, я стараюсь забыть, что я музыкант», — так говорил композитор Кристоф Виллибальд Глюк, и эти слова лучше всего характеризуют его реформаторский подход к сочинению опер. Глюк «вырвал» оперу из-под власти придворной эстетики. Он придал ей величие идей, психологическую правдивость, глубину и силу страстей.

Кристоф Виллибальд Глюк родился 2 июля 1714 года в Эрасбахе, что в австрийской земле Фальц. В раннем детстве он часто переезжал с одного места на другое в зависимости от того, в каком из дворянских угодий служил его отец-лесничий. С 1717 года он жил в Чехии. Зачатки музыкальных знаний он получил в иезуитской коллегии в Комотау. После её окончания в 1731 году Глюк стал изучать философию в Пражском университете и учиться музыке у Богуслава Матея Черногорского. К сожалению, Глюк, живший в Чехии до двадцати двух лет, не получил у себя на родине такого же крепкого профессионального образования, как его коллеги в странах Центральной Европы.

Недостаточность школьного обучения компенсировалась той силой и свободой мысли, которая позволила Глюку обращаться к новому и актуальному, лежащему за пределами узаконенных норм.

В 1735 году Глюк становится домашним музыкантом во дворце князей Лобковиц в Вене. Первое пребывание Глюка в Вене оказалось непродолжительным: на одном из вечеров в салоне князей Лобковиц с молодым музыкантом познакомился итальянский аристократ и меценат А.М. Мельци. Очарованный искусством Глюка, он пригласил его в свою домашнюю капеллу в Милане.

В 1737 году Глюк вступил в свою новую должность в доме Мельци. За четыре года, прожитые в Италии, он сблизился с крупнейшим миланским композитором и органистом Джованни Баттиста Саммартини, став его учеником, а позднее — близким другом. Руководство итальянского маэстро помогло Глюку завершить своё музыкальное образование. Однако оперным композитором он стал главным образом благодаря своему врожденному инстинкту музыкального драматурга и дару острой наблюдательности. 26 декабря 1741 года придворный театр «Реджио-Дукаль» в Милане открыл новый сезон оперой «Артаксеркс» дотоле никому не известного Кристофа Виллибальда Глюка. Ему шел двадцать восьмой год — возраст, в котором другие композиторы XVIII века успевали достигнуть всеевропейской известности.

Для своей первой оперы Глюк избрал либретто Метастазио, вдохновлявшее многих композиторов XVIII века. Глюк специально дописал арию в традиционной итальянской манере с целью оттенить перед слушателями достоинства своей музыки. Премьера прошла со значительным успехом. Выбор либретто пал на «Деметрия» Метастазио, переименованного по имени главной героини в «Клеониче».

Слава Глюка быстро растет. Миланский театр снова стремится открыть свой зимний сезон его оперой. Глюк сочиняет музыку на либретто Метастазио «Демофонт». Эта опера имела в Милане столь большой успех, что вскоре была поставлена также в Реджио и Болонье. Затем одна за другой в городах северной Италии ставятся новые оперы Глюка: «Тигран» — в Кремоне, «Софонисба» и «Ипполит» — в Милане, «Гипермнестра» — в Венеции, «Пор» — в Турине.

В ноябре 1745 года Глюк появляется в Лондоне, сопровождая своего прежнего патрона князя Ф.Ф. Лобковица. За неимением времени композитор подготовил «пастиччо», то есть скомпоновал оперу из ранее сочиненной музыки. Состоявшаяся в 1746 году премьера двух таких его опер — «Падение гигантов» и «Артамен» — прошла без особого успеха.

В 1748 году Глюк получил заказ на оперу для придворного театра в Вене. Обставленная с пышным великолепием премьера «Узнанной Семирамиды» весной того же года принесла композитору подлинно большой успех, ставший началом его триумфов при венском дворе.

Дальнейшая деятельность композитора связана с труппой Дж. Б. Локателли, заказавшего ему оперу «Аэцио» для исполнения на карнавальных торжествах 1750 года в Праге.

Удача, сопровождавшая пражскую постановку «Аэцио», принесла Глюку новый оперный контракт с труппой Локателли. Казалось, что отныне композитор всё более тесно связывает свою судьбу с Прагой. Однако в это время произошло событие, резко изменившее его прежний образ жизни: 15 сентября 1750 года он вступил в брак с Марианной Пергин — дочерью богатого венского купца. Глюк впервые познакомился со своей будущей спутницей жизни ещё в 1748 году, когда работал в Вене над «Узнанной Семирамидой». Несмотря на значительную разницу в возрасте, между 34-летним Глюком и 16-летней девушкой возникло искреннее глубокое чувство. Унаследованное Марианной от отца солидное состояние сделало Глюка материально независимым и позволило ему в дальнейшем всецело посвятить себя творчеству. Окончательно обосновавшись в Вене, он покидает её лишь для присутствия на многочисленных премьерах своих опер в других Городах Европы. Во всех поездках композитора неизменно сопровождает супруга, окружавшая его вниманием и заботой.

Летом 1752 года Глюк получает новый заказ от директора знаменитого театра «Сан Карло» в Неаполе — одного из лучших в Италии. Он пишет оперу «Титово милосердие», принесшую ему большой успех.

После триумфального исполнения «Тита» в Неаполе Глюк возвращается в Вену общепризнанным мастером итальянской оперы-сериа. Между тем слава популярной арии достигла столицы австрийской империи, вызвав интерес к её творцу со стороны Принца Иозефа фон Хильдбургхаузена — фельдмаршала и музыкального мецената. Он пригласил Глюка возглавить в качестве «концертмейстера» музыкальные «академии», еженедельно проводившиеся в его дворце. Под руководством Глюка эти концерты скоро стали одними из наиболее интересных событий музыкальной жизни Вены; на них выступали выдающиеся вокалисты и инструменталисты.

В 1756 году Глюк отправился в Рим для выполнения заказа знаменитого театра Арджентина; ему предстояло написать музыку к либретто Метастазио «Антигона». В то время выступление перед римской публикой представляло для любого оперного композитора серьёзнейшее испытание.

«Антигона» имела в Риме очень большой успех, и Глюку был пожалован орден «Золотой шпоры». Этим древним по своему происхождению орденом награждались с целью поощрения выдающиеся представители науки и искусства.

В середине XVIII века искусство певцов-виртуозов достигает своей вершины, и опера становится исключительно местом демонстрации певческого искусства. Из-за этого в большой мере утрачивалась связь музыки с самой драмой, что было характерно для античности.

Глюку было уже около пятидесяти лет. Любимец публики, награжденный почетным орденом, автор множества опер, написанных в сугубо традиционном декоративном стиле, он, казалось, не мог открыть в музыке новые горизонты. Интенсивно работавшая мысль долгое время не прорывалась на поверхность, почти не отражалась на характере его изящного, аристократически холодного творчества. И вдруг на рубеже 1760-х годов в его произведениях появились отступления от условного оперного стиля.

Сначала в опере, относящейся к 1755 году — «Оправданная невинность», — намечается отход от принципов, господствовавших в итальянской опере-сериа. За ней следует балет «Дон-Жуан» на сюжет Мольера (1761 год) — ещё один предвестник оперной реформы.

Это не было случайностью. Композитор отличался удивительной восприимчивостью к новейшим веяниям современности, готовностью к творческой переработке самых разнообразных художественных впечатлений.

Стоило ему в молодые годы услышать в Лондоне только что созданные и ещё не известные в континентальной Европе оратории Генделя, как их возвышенный героический пафос и монументальная «фресковая» композиция стали органическим элементом его собственных драматических концепций. Наряду с влияниями пышной «барочной» генделевской музыки Глюк перенял из музыкальной жизни Лондона покоряющую простоту и кажущуюся наивность английских народных баллад.

Достаточно было его либреттисту и соавтору реформы Кальцабиджи обратить внимание Глюка на французскую лирическую трагедию, как он мгновенно заинтересовался её театрально-поэтическими достоинствами. Появление при венском дворе французской комической оперы также отразилось на образах его будущих музыкальных драм: они спустились с ходульной высоты, культивировавшейся в опере-сериа под влиянием «эталонных» либретто Метастазио, и сблизились с реальными персонажами народного театра. Передовая литературная молодежь, задумавшаяся над судьбами современной драмы, без труда вовлекла Глюка в круг своих творческих интересов, заставивших его критически взглянуть на устоявшиеся условности оперного театра. Подобных примеров, говорящих об острой творческой восприимчивости Глюка к новейшим течениям современности, можно было бы привести много. Глюк понял, что основными в опере должны стать музыка, развитие сюжета и театральное действо, а вовсе не артистичное пение с колоратурой и техническими излишествами, подчинённое единому шаблону.

Опера «Орфей и Эвридика» была первым произведением, в котором Глюк осуществил новые идеи. Её премьера в Вене 5 октября 1762 года положила начало оперной реформе. Глюк написал речитатив так, чтобы на первом месте был смысл слов, партия оркестра подчинялась общему настроению сцены, а поющие статичные фигуры начали, наконец, играть, проявили артистические качества, и пение объединилось бы с действием. Техника пения существенно упростилась, но зато стала естественнее и гораздо привлекательнее для слушателей. Увертюра в опере также способствовала введению в атмосферу и настроение последующего действия. К тому же Глюк превратил хор в непосредственную составную часть течения драмы. Чудесная неповторимость «Орфея и Эвридики» в её «итальянской» музыкальности. Драматургическая структура основывается здесь на законченных музыкальных номерах, которые, подобно ариям итальянской школы, пленяют своей мелодической красотой и завершённостью.

Следом за «Орфеем и Эвридикой» Глюк через пять лет завершает «Альцесту» (либретто Р. Кальцабиджи по Еврипиду) — драма величественных и сильных страстей. Гражданская тема здесь проводится последовательно через конфликт между общественной необходимостью и личными страстями. Её драматургия концентрируется вокруг двух эмоциональных состояний — «страха и скорби» (Руссо). В театрально-сюжетной статичности «Альцесты», в известной обобщенности, в суровости её образов есть нечто ораториальное. Но при этом присутствует сознательное стремление освободиться от господства завершённых музыкальных номеров и следовать за поэтическим текстом.

В 1774 году Глюк переезжает в Париж, где в атмосфере предреволюционного подъема получила завершение его оперная реформа и под бесспорным влиянием французской театральной культуры родилась новая опера «Ифигения в Авлиде» (по Расину). Это первая из трёх опер, созданных композитором для Парижа. В отличие от «Альцесты», тема гражданской героики построена здесь с театральной многоплановостью. Главная драматургическая ситуация обогащена лирической линией, жанровыми мотивами, пышными декоративными сценами.

Высокий трагедийный пафос сочетается с бытовыми элементами. В музыкальной структуре примечательны отдельные моменты драматических кульминаций, выделяющиеся на фоне более «обезличенного» материала. «Это „Ифигения“ Расина, переделанная в оперу», — говорили о первой французской опере Глюка сами парижане.

В следующей опере «Армида», написанной в 1779 году (либретто Ф. Кино), Глюк, по его собственному выражению, «старался быть... скорее поэтом, живописцем, чем музыкантом». Обращаясь к либретто прославленной оперы Люлли, он хотел возродить приемы французской придворной оперы на основе новейшего, развитого музыкального языка, новых принципов оркестровой выразительности и достижений его собственной реформаторской драматургии. Героическое начало в «Армиде» переплетается с фантастическими картинами.

«Я с ужасом жду, как бы не вздумали сравнивать „Армиду“ и „Альцесту“, — писал Глюк, — ...одна должна вызывать слезу, а другая давать чувственные переживания».

И, наконец, удивительнейшая «Ифигения в Тавриде», сочиненная в том же 1779 году (по Еврипиду)! Конфликт между чувством и долгом выражен в ней в психологическом плане. Картины душевного смятения, страданий, доведенных до пароксизмов, образуют центральный момент оперы. Картина грозы — характерно французский штрих — воплощена во вступлении симфоническими средствами с небывалой остротой предчувствия трагедии.

Подобно девяти неповторимым симфониям, «складывающимся» в единое понятие бетховенского симфонизма, эти пять оперных шедевров, столь родственных между собой и вместе с тем столь индивидуальных, образуют новый стиль в музыкальной драматургии XVIII века, вошедший в историю под названием оперной реформы Глюка.

В величественных трагедиях Глюка, раскрывающих глубину душевных конфликтов человека, поднимающих гражданственные проблемы, родилось новое представление о музыкально-прекрасном. Если в старой придворной опере Франции «предпочитали... остроумие чувству, галантность страстям, а изящество и колорит стихосложения патетичности, требуемой... ситуацией», то в глюковской драме высокие страсти и острые драматические столкновения разрушили идеальную упорядоченность и утрированное изящество придворного оперного стиля.

Каждое отступление от ожидаемого и привычного, каждое нарушение стандартизированной красоты Глюк аргументировал глубоким анализом движений человеческой души. В подобных эпизодах и рождались те смелые музыкальные приёмы, которые предвосхитили искусство «психологического» XIX века. Не случайно в эпоху, когда оперы в условном стиле отдельными композиторами писались десятками и сотнями, Глюк на протяжении четверти века создал всего пять реформаторских шедевров. Но каждый из них неповторим по своему драматургическому облику, каждый сверкает индивидуальными музыкальными находками.

Прогрессивные усилия Глюка внедрялись в практику не так легко и гладко. В историю оперного искусства даже вошло такое понятие, как война пиччинистов — сторонников старых оперных традиций — и глюкистов, которые в новом оперном стиле, наоборот, видели осуществление своей давнишней мечты о подлинной музыкальной драме, тяготеющей к античности.

Приверженцев старого, «пуристов и эстетов» (как заклеймил их Глюк), отталкивало в его музыке «отсутствие утонченности и благородства». Они упрекали его в «потере вкуса», указывали на «варварский и экстравагантный» характер его искусства, на «крики физической боли», «конвульсивные рыдания», «вопли горести и отчаяния», которые вытеснили прелесть плавной, уравновешенной мелодии.

Сегодня эти упреки представляются смешными и безосновательными. Судя о новаторстве Глюка с исторической отстранённостью, можно убедиться в том, что он удивительно бережно сохранял те художественные приемы, которые вырабатывались в оперном театре на протяжении предшествующего полуторавекового периода и образовали «золотой фонд» его выразительных средств. В музыкальном языке Глюка очевидна преемственная связь с выразительной и ласкающей слух мелодичностью итальянской оперы, с изящным «балетным» инструментальным стилем французской лирической трагедии. Но в его глазах «истинная цель музыки» состояла в том, чтобы «дать поэзии больше новой выразительной силы». Поэтому, стремясь с максимальной полнотой и правдивостью воплотить в музыкальных звуках драматическую идею либретто (а поэтические тексты Кальцабиджи были насыщены подлинным драматизмом), композитор настойчиво отвергал все противоречившие этому декоративные и трафаретные приёмы. «Не на месте примененная красота не только теряет большую часть своего эффекта, но и вредит, сбивая с пути слушателя, который не находится уже в расположении, нужном для того, чтобы с интересом следить за драматическим развитием», — говорил Глюк.

И новые выразительные приёмы композитора действительно разрушали условную типизированную «красивость» старого стиля, но зато максимально расширяли драматические возможности музыки.

Именно у Глюка в вокальных партиях появились речевые, декламационные интонации, противоречившие «сладостной» плавной мелодичности старой оперы, но правдиво отражающие жизнь сценического образа. Навсегда исчезли из его опер замкнутые статичные номера стиля «концерта в костюмах», разделенные сухими речитативами. Их место заняла новая композиция крупного плана, построенная по сценам, способствующая сквозному музыкальному развитию и подчёркивающая музыкально-драматические кульминации. Оркестровая партия, обречённая в итальянской опере на жалкую роль, стала участвовать в развитии образа, и в глюковских оркестровых партитурах раскрылись неведомые дотоле драматические возможности инструментальных звучаний.

«Музыка, сама музыка, перешла в действие...» — писал о глюковской опере Гретри. И в самом деле, впервые на протяжении вековой истории оперного театра идея драмы воплотилась в музыке с такой полнотой и художественным совершенством. Удивительная простота, определившая облик каждой выраженной Глюком мысли, оказалась также несовместимой со старыми эстетическими критериями.

Далеко за пределы этой школы, в оперной и инструментальной музыке разных стран Европы, внедрялись эстетические идеалы, драматургические принципы, формы музыкального выражения, разработанные Глюком. Вне глюковской реформы не созрело бы не только оперное, но и камерно-симфоническое творчество позднего Моцарта, а в известной степени и ораториальное искусство позднего Гайдна. Между Глюком и Бетховеном преемственность так естественна, так очевидна, что кажется, будто музыкант старшего поколения завещал великому симфонисту продолжить начатое им дело.

Последние годы жизни Глюк провёл в Вене, куда возвратился в 1779-м. Композитор скончался 15 ноября 1787 года в Вене. Прах Глюка, вначале погребённый на одном из окрестных кладбищ, был впоследствии перенесён на центральное городское кладбище, где покоятся все выдающиеся представители музыкальной культуры Вены.
Интересные факты
1. еще пять штук, пожалуйста...

Глюк мечтал дебютировать со своей оперой в английской Королевской академии музыки, которая ранее называлась Большим оперным театром. Композитор послал в дирекцию театра партитуру оперы "Ифигения в Авлиде". Директор откровенно испугался этого необычного - ни на что не похожего - произведения и решил подстраховаться, написав Глюку следующий ответ: "Если господин Глюк обязуется представить не менее шести столь же великолепных опер, я буду первым способствовать представлению "Ифигении". Без этого - нет, ибо эта опера превосходит и уничтожает все, что существовало ранее".
2. чуть-чуть не то

Некий довольно богатый и знатный дилетант от скуки решил заняться музыкой и для начала сочинил оперу... Глюк, которому он отдал ее на суд, возвращая рукопись, сказал со вздохом:
- Знаете, любезный, ваша опера довольно мила, но...
- Вы полагаете, ей чего-то недостает?
- Пожалуй.
- Чего же?
- Полагаю, бедности.
3. простой выход

Проходя как-то мимо одного магазина, Глюк поскользнулся и разбил стекло витрины. Он спросил хозяина магазина, сколько стоит стекло, и узнав, что полтора франка, дал ему монету в три франка. Но у хозяина не оказалось сдачи, и он уже хотел пойти к соседу, чтобы разменять деньги, но был остановлен Глюком.
- Не тратьте зря времени, - сказал тот. - Сдачи не надо, лучше я как-нибудь еще раз разобью вам стекло...
4. "главное, чтобы костюмчик сидел..."

На репетиции "Ифигении в Авлиде" Глюк обратил внимание на необычайно грузную, как говорят, "несценическую" фигуру певца Ларриве, исполнявшего партию Агамемнона, и не преминул заметить это вслух.
- Терпение, маэстро, - сказал Ларриве, - вы ведь не видели меня в костюме. Готов спорить на что угодно, что в костюме я неузнаваем.
На первой же репетиций в костюмах Глюк крикнул из партера:
- Ларриве! Вы проспорили! К сожалению, я узнал вас без труда!